Кухня Хогвартса располагается недалеко от входа в гостиную Хаффлпаффа.
Своими масштабами кухня равна Большому Залу. Хотя под потолком есть небольшие круглые оконца, пространство освещается факелами, поскольку большей частью своей находится под землей. Вдоль каменных стен стоят друг на друге кастрюли и сковородки, начищенные до блеска, в конце — кирпичный огромных размеров очаг. В нём готовятся блюда, разнообразию которых позавидовала бы и русская скатерть-самобранка, заботливыми домовыми эльфами.
В глубине кухни точно под столами факультетов стоят аналогичные четыре стола, с которых еда в нужное время магически транспортируется наверх и появляется перед удивляющимися студентами.
Мало кто из студентов знает о существовании кухни. Но вход туда не запрещён, к тому же студента, который заглянет к ним в гости, эльфы накормят и напоят, а также дадут с собой различной снеди.
← Причал
Эльфы не могут отказать. В конце концов они служат школе, а значит представляют Хогвартс перед делегатами не меньше, чем его студенты. Нет, они не могут отказать, они ведь служат школе. Идея Перси была проста как три кната. Огонь уже разошелся не на шутку и продолжит расти. А вокруг собралось слишком мало опытных магов, с пожаром они, конечно, точно справятся, но сколько на это потребуется времени? А сколько останется от корабля? Сколько человек пострадает? Перси не знал ответа ни на один из этих вопросов, но на берегу заметил нескольких или раненных, или обожжённых, или отравленных дымом – так это ли не повод действовать? Домовиков в школе много, это все знают, и все знают, что домовики обладают нехилой магией, которая прямо в этот момент ох как нужна. Это же отличная возможность справиться со всем быстрее! Но много ли людей в школе знают о существовании кухни? А много ли догадаются сейчас туда пойти? Так что Перси взял это на себя.
Он скакал по коридорам и лестницам, оставляя за собой мокрые следы. Следовал ли Кайл за ним? Перси даже не догадался проверить, ведь когда он действовал самостоятельно, он просто не мог отвлекаться на такие вещи. Фиг бы он вышел из Зала, если бы не Хорхе, на самом деле, но теперь инструкции он составлял для себя сам. Хатклифф влетел в двери кухни. Благо, он уже был здесь однажды.
— КОРАБЛЬ ДУРМСТРАНГА ГОРИТ! – без обиняков прокричал он то, что услышал ранее, как только предстал перед колонией лупоглазых эльфов. – Вы должны помочь! Пожалуйста! – говорил он громко, почти кричал, по другому не мог, но зато его пыхтящий голос все слышали.
Руки — 2 штуки, ноги — 2 штуки, экзистенциальный ужас — 58%,
случайное чувство вины — 94%, уровень колдовства — 00,00%
Кухня Хогвартса всегда полнилась работой. Здесь было жарко и очень душно, но маленькие трудяги-эльфы никогда не жаловались и стойко выдерживали такие жуткие условия. Несмотря на то, что обед был подан на стол всего полчаса назад, до перерыва, казалось, было еще далеко. Часть эльфов усиленно мыли рабочую посуду: массивные котлы, противни, ножи и поварешки. А другая часть куховарила заранее для предстоящего ужина, заготавливая мясо и чистя картофель. Появлению студента никто из них не удивился и почти не придал значения, удостоив мальчишку коротким взглядом больших круглых глаз.
— КОРАБЛЬ ДУРМСТРАНГА ГОРИТ! Вы должны помочь! Пожалуйста!
Но крик хаффлпаффа остался практически без внимания. Только старый эльф с большим грючковатым носом, что грыз кусок сыра, посмотрел на ребенка, а после позволил себе прояснить ситуацию.
— Эльфы не слушают детей. Эльфы слушают хозяина Дамблдора. Он дал эльфам работу, он и дает эльфам поручения. Если хозяин Дамблдор скажет Берду помогать с кораблем, Берд поможет с кораблем.
Как стало понятно из речи угрюмого эльфа — его звали Берд. Сидящая рядом с ним эльфийка с опухшими глазами шмыгнула носом и тихонько запричитала: "Горит корабль? Ах, если бы здесь был хозяин. Мистер Крауч никогда бы не допустил такого бардака... "
— Простите сэр, но наше место здесь, нам велено ухаживать за гостями и готовить им еду. Нам нельзя отлынивать иначе мы не успеем подать ужин. — пояснил третий эльф, с виду моложе Берда. — Может быть вам стоит попросить помощи у преподавателей? Профессор МакГонагалл очень сильная волшебница, она точно вам поможет.
— Янфи, прекрати! — на свет вышел один из работников кухни, невысокий и большеухий эльф, но было в нем что-то отличное от других. Не только гордая осанка и смелый взгляд, но и два застиранных носка на его ногах выдавали в нем свободного эльфа. — Мы можем отвлечься и помочь! Там горит корабль! Это важнее вяленого мяса. Ну же! Кто со мной?
Но товарищи по кухне не оценили призыва своего вольного товарища и будто бы напрочь проигнорировали его слова. Работа вновь закипела. Котлы забурлили, ножи застучали, а Берд продолжил жевать сыр на своем законном перерыве.
— Сэр, — обернулся свободный эльф к мальчику и протянул ему руку. — Добби готов пойти с вами.
Ситуация в локации:
Мистер Хатклифф, взяв за руку Добби вы трансгрессируете к причалу вместе с ним. Но вы можете попробовать переубедить, перехитрить или еще как-либо изменить мнение домовых эльфов, чтобы привести с собой больше подмоги.
После слов старого эльфа мальчик пришел в замешательство. Он слушал сначала первого эльфа, потом второго, третьего, и не верил своим ушам. Как же так, они – безучастны? Логику эльфа волшебнику понять тяжело, да что уж там даже люди не всегда понимают друг друга, и даже среди эльфов не все единодушны. Однако же Перси бы понял и оставил трудяг в покое. В другой ситуации, но не сейчас.
- Профессор МакГонагалл… - тупо повторил он, а после пролепетал: - Вы же не видели, что там творится, это же…
Вперед вышел один из домовиков, весьма необычный, похоже. В его писклявом голосе отчетливо звучали уверенность и свободолюбивые нотки. «Свободный эльф…» - удивился Перси и на секунду восхитился. О, как бы хотелось быть похожим на этого маленького гуманоида в разных носках – таким же решительным и смелым! Но мальчишка, в отличие от него, испытывал самый настоящий, не поддельный и осознанный ужас, возможно, впервые в своей жизни. Он хотел взять за протянутую ладошку, но остановился. Так нельзя, он не может просто уйти отсюда. Устал, вспотел и у него одышка, но это совсем не значит, что он попытался, что приложил достаточно усилий. Нужно было придумать такие слова, которые бы убедили эльфов или хотя бы объяснили им все то, о чем думает сам хаффлпаффец. Он опустился на колено рядом с Бердом, чтобы примерно поравняться с ним в росте. «Страх дарует людям крылья» - так гласит старая поговорка, и это как раз то, что происходило с Перси. То, что было наговорено эльфам за следующие пару минут, он утрировал, но не намеренно, ведь именно так он видел всю ситуацию, хотя это, на его счастье, могло сыграть всем на руку.
- Как вы не понимаете? – начал он и почувствовал, как каждое слово горячит и злит его все сильнее и сильнее. – Люди в опасности! И директор Дамблдор в опасности! Вы служите ему и школе, вы должны за ней следить. Да, это корабль другой школы, но где он стоит? На территории Хогвартса! И он горит, пока вы тут нарезаете морковки! Вы сказали «ухаживать за гостями»? УХАЖИВАТЬ ЗА ГОСТЯМИ?! Там, - он указал пальцем в потолок. – Никто не ест. Никому сейчас нет дела до еды. И на ужин никто не придет – не захочет или не сможет! А знаете почему? Вы знаете, почему директор Дамблдор тоже в опасности? Потому что он обязался обеспечить гостям безопасность. Но на корабле Дурмстранга пожар, а его там нет. Оттуда вытаскивают детей с ожогами. Они пострадали, потому что что-то произошло. И кто будет в этом виноват? Кого осудят за это? Кто потеряет лицо во всей этой неразберихе? Директор Дамблдор и Хогвартс! Вы поклялись служить ему, а что вы делаете теперь?! Прячете свои ушки в подземельях, прикрываясь последним полученным приказом. А что, если директора отстранят?! Вы можете помочь пока не поздно! Директор бы этого хотел, я уверен. Даже если на волшебников вам плевать, – Перси остановился, чтобы перевести дух. – Вы же… Вы… Вы же часть Хогвартса!!! Часть команды, и часть корабля! Вы же можете отстоять его честь перед болгарами. Можете лечить их, или тушить огонь, или огородить людей от голе… от дыма! – парень совсем выдохся, голос стал слабее. – Хогвартс дал вам работу и дом, и как вы ему благодарны? Какую службу вы хотите сослужить дир… хозяину Дамблдору своим бездействием?!!
Смог ли Перси переубедить эльфов или только разозлил их? Сам-то он был ужасно зол на них. А как бы вы себя чувствовали, если бы ваши надежды на благородство окружающих не оправдались? Он встал и подошел к большому деревянному тазу, что стоял недалеко от двери. С трудом мальчику удалось перевернуть его на бок. Хранящиеся в нем яблоки тут же рассыпались и покатились по полу. Хотя Персиваль Хатклифф никогда не был дальновидным человеком, этот поступок вполне можно было назвать предусмотрительным, все-таки он пока даже не думал о том, что конкретно будет с этим тазом делать. Он держал таз за стенку и взял Добби за руку. Более ему не хотелось терять времени, тем более что один домовик – это уже хорошо.
→ Причал
Руки — 2 штуки, ноги — 2 штуки, экзистенциальный ужас — 58%,
случайное чувство вины — 94%, уровень колдовства — 00,00%
Свои поганые мазутные чернила Пророк и Гор черпают из Стикса, не иначе.
Прозванная когда-то Мильтоном — рекой вражды смертельной — волнами Коцита гонит щуплые тельца детей. Заголовки и текст не поддаются даже крохотному представлению о морали: комплименты ученикам, чьи паруса только наполнились ветром светлой жизни — восхваляют совсем не те поступки.
Героизм нужен, когда уместен, а не навязан. Навязан одним антикварным…
— Ебчй Дблдр, чтоб тебя блдпрствыбл, — колдомедик бурчит, расправляя разворот газеты за третье февраля. Он держался долго — АЖ семьдесят два часа — не позволяя себе вступить в разговоры болтливых медичек. Он сам! Он сам сядет в вечернее время, зароется в газеты, и сам проведет час между обедом и ужином в пустом Большом Зале! Чтобы вся гадость осталась под звездным небом зачарованного потолка.
Фамилии Уилкинсона, Хетланд, Хоука, Махоуни, Макнейра и Лэнгфорд — рябили в глазах, оседая на сетчатке щелчками вспышек фотографий стоящих на пьедестале чемпионов.
Зубы стучат, детишки держат ими дрожащую улыбку — как же, черт возьми, эта косолапость знакома. И пройдет время, и эта фотография с бледными лицами тоже уйдёт на полку — спрячется среди страниц книги по истории прошлого. И угаснет молодость, помахав ручкой в закате пьяного грустного солнца. Надуманная сладость популярности стечет по пальцам, и улыбка упадет, как грош в руку случайного ребенка. Твоей, как бы копии - с теми же ошибками, а как бы и кого-то другого. Надо уметь видеть и молчать, не оглядываясь идти вперед, швырять украдкой через спину хлебные крошки: не дрожать, не пресмыкаться.
— Клюзе, Суэллоу, Грейвс…. Ребекка Рид, — целитель прикрывает глаза и тихо так - подвывает своим мыслям. Надо было срочно вытаскивать ещё пока не задохнувшегося от угарного дыма слухов и сплетен этого сонного ребенка. Селвин напирает и против него идти всё равно, что поедать ложкой гущу вчерашнего холодного кофе — давиться, показывать как же вкусно! — угловатым ртом улыбаться — и жрать... жрать.. жрать.
Как же легко увеселительная заметка о героях — точкой в огромном пространстве занудства и движением прытко пишущего пера — превращается в некролог.
И каждая забитая в рамочку косого текста колдография воспринимается не иначе, как при жизни поставленный памятник — для каждого свой одинаково-разный ангел со сложенными в молитве руками — слава мечтам!.. выкинутым в мусор. Ставший мусором.
— У-ууууф! — отказывается читать дальше оды храбрости и выкидывает в шипящий огонь камина Большого Зала заглавную страницу.
Постыдный тремор рук мужчина замечает с опозданием, заглядевшись в ошметки имен, полусъеденных скользкими языками пламени. Сведенные ознобом пальцы он разгибает с усилием, растирая ладони одну об другую. — В похожем огне был и Флигенд. Сложись всё иначе, — ..турнира бы не было, — нервная дрожь в теле - ничто иначе, как подпаленные концы нервов, вновь вспыхнувшие от поднесенной спички.
— Берд! — переключает внимание колдомедик, замечая домовика с тряпками. Тот ловко прыгает через пространство к волшебнику, — парфе ягодное есть?
— Пюре?
— Парфе..
— Пюре из персиков, сэр?
— Аргх.. неси. И шоссон.
— Разумеется, сэр.
Верес поднимается со скамейки тяжело, покачиваясь. Шаркая, лениво потягивается и, обнимая себя за плечи, неспешно измеряет расстояние от одного камина до другого. Балансирует на линиях и стыках тяжелых плит, старается не сходить с расчерченной дорожки.
Смешное чувство несправедливости хоронит под блуждающей улыбкой. Его осеняет слабой надеждой. Планом, если угодно. Он понял, как помочь Ребекке, и под каким соусом горько-сочная луковица станет для Селвина винно-сладким наливным ренетом.
— Только это надо подать красиво…
Звуки за закрытыми дверьми он, по первости, не слышит. Но когда уже и спешащий с подносом домовик, навострив уши, замирает - целитель просыпается от спячки.
Так повезло лопуху:
Добрую сказку скрошило в труху
Двери оглушительно бахают и врывается взбудораженный рой хаффлпаффцев.
Разновозрастные подростки единым дезорганизованным строем, вежливо расталкивая всех и вся вокруг, медленно мчались по лестницам и коридорам. В самой середке процессии руки несли согнутого в три погибели Эрнеста Макмиллана. Он часто дышал и стон для него был непозволительной роскошью. Следом за плечи вели Перси Хатклиффа, всклоченного и безучастного как дождевая туча посреди июньского неба. Студенты галдели наперебой, но, если бы их спросили, никто при всем желании не смог бы объяснить в чем, собственно, дело.
Следом за ними спешит Помона Спраут, тоже суетится и пытается раздавать поручения.
- Пропустите меня! – она наконец нагнала их и смогла протиснуться к Эрни, когда заметила колдомедика. – Мистер Верес! Мист… Расступитесь же! – ситуация менялась, и женщина оперативно подстраивалась под нее раз за разом. Она отобрала у студентов первокурсника с каплями крови на лице и протянула его руку над головами Вересу. - Мистер Верес, вот это вот… - мальчишка запнулся, вылезая из толпы. — Это Персиваль. Возьмите до конца занятий. – она развернулась к младшеклассникам и тон ее стал жестче. – Вы - на уроки! А вы…
- Мы поможем.
- Ведите его дальше. А вы разворачивайтесь, сейчас же! Расходитесь по кабинетам. И, Перси… - женщина оценила отсутствующий вид последнего и остановилась на полуслове. С этим сейчас все равно что с дубом разговаривать. - Разберемся позже.
Поредевший отряд приготовился выдвинуться снова. В буче внезапно обнаружилось несколько второкурсников со Слизерина. Язык действовал на автопилоте:
- Лэйн, откуда, у вас гербология, я жду вас в теплицах до звонка. Бегом!
В следующий момент ребенок в зеленом галстуке задал ужасающий вопрос, на который седеющая на глазах профессор ответить не смогла:
- А будет гербология-то?
- И-ДИ-ТЕ, - Спраут собственноручно развернула каждого непослушного и подтолкнула ко входу, а сама отправилась к выходу следом за подопечными, которые уже покрыли метраж всего зала и готовились исчезнуть из-под надзора.
На расстоянии почувствовав себя в абсолютной безопасности даже от гнева профессоров, Эрни решил воспользоваться своей привилегией потерпевшего. Кое-как он протолкнулся наружу, нашел залитым слезами взглядом причину всех своих бед и за секунду до того, как быть выволоченным из зала, крикнул:
- БОЛЬНОЙ УБЛЮДОК!!!
Эта фраза вырвала из контузии. Хатклифф хотел было что-то ответить, вернуть ругань обратно. Из-за шиворота потянулся дымок. Но было уже слишком поздно, двери захлопнулись. Все, что оставалось – выдать крик Вильгельма, что Перси и сделал. Нетренированное горло тут же сорвалось.
Когда тишина все-таки вступила в опустевший зал, студент легонько обмяк в руки колдомедика.
Руки — 2 штуки, ноги — 2 штуки, экзистенциальный ужас — 58%,
случайное чувство вины — 94%, уровень колдовства — 00,00%
Выспавшееся крупой стадо детишек заставило давление целителя подпрыгнуть до небес. И все шумят! И все галдят! Ужас какой-то.
Прежде чем хорошенько на них гаркнуть, мужчине удается найти взглядом профессора гербологии. И она была.. обеспокоена? Нет.. она еле сдерживала панику..? Растерянность…
— Что же стало с тобой, хохотушка? — сменивший маску беспокойства, колдомедик выпрямился, и выдавил самую понимающую улыбку, — где же те сентябрьские мечты о свежем драконьем навозе, да хлопоты по саженцам мандрагоры?
— Возьмите до конца занятий…
— Разум… — благопочтительного поклона профессор ровным счетом не замечает. Только перебивает приказами к столпившимся, — как некультурно...
Что делать с порученным балластом Верес не знал. Хотя, какао всегда спасало. Беглый взгляд на капли крови заплаканного лица — ответ пришел сам собой, — сначала, пускай умоется, а там посмо…
— БОЛЬНОЙ УБЛЮДОК!!!
Глаза мужчины расширились, будто бы это оскорбление звучало ему, летело оно уж точно куда-то в его сторону. Спраут должна была это слышать.. должна была..!
Похожую рябь воздуха целитель чувствовал перед лопнувшей теплицей дней десять назад. Ощущения, щекочущие кожу влажным поцелуем страха, оседают на затылке. Предчувствуя неладное, он накладывает защитные чары. И как раз вовремя — душераздирающий крик мальчишки отлетает эхом к высоким стенам.
Камины гаснут, как от выплеснутого ведра воды. Стелющийся шепот магии проходится по настенным фигурам тварей, держащих уже пустые факельные чаши в пасти.
Паренька качнуло и повело.
Верес шагает навстречу, чтобы тот не расшиб себе лоб падением.
— Хэ-эй, — придерживает за плечи, всматриваясь в лицо, — Персиваль, ты чего это?
Мальчик молчит, безвольно застыв.
— Персиваль?
Колдомедик улыбается — мол — “ну что ты в самом деле”. Вынуждено опускается на колено: быстро смахивает слезы тыльной стороной ладони. Багровые подтеки растерялись мазками акварели по щекам.
— Персиваль? — тряхнул он паренька сильнее, но тот продолжал смотреть сквозь. В только ему ведомую пустоту.
— Ну и хрен с тобой, золотая рыбка.. — подумал было мужчина, но ощутил под своей хваткой мелкую дрожь.. трепетание рябинового листа, заставляет его сменить мнение.
Он тянет ребенка к преподавательскому столу. Они идут медленно, насколько позволяет состояние брошенного в вакуум маленького человека. Верес уже понимал, что состояние шока придется лечить только временем.
Усадив мальчика на место зам.директора, целитель оставил свой твидовый пиджак на его плечах, пока заново разжигал камины и огни Большого зала. Так прошло двадцать минут, тридцать. Единственными признаками жизни были редкие моргания и прерывистое на паузы дыхание. Радовало то, что малец будто бы отогрелся.
С уходящим временем за руку шло и терпение колдомедика. С амебой таскаться по замку он не планировал, да и вообще, — до конца каких занятий, Помона? Они уже вроде бы как всё…
— Развернись ко мне, — просит тихо, легко касаясь расслабленного локтя. Ухо мальчика потянуло назад, как бывает у представителей семейства кошачьих при резком шуме. Но ожидаемого ощетинивания не случилось.
Верес придвигает стул ближе, налаживая прямой зрительный контакт. Потускневший взгляд ребенка, он, к сожалению, видит далеко не в первый раз. Из всех оставшихся кусков души — надеется, что текущее состояние никак не связано с ведьмами и их купле-продажной манерой.
— Персиваль, — быстро согревает свои руки, смахивая на довольного контрабандиста перед сделкой, — мне надо, чтобы ты пришел в себя. Я только посмотрю, что случилось, — берет лицо мальчика в ладони, — я не смогу тебе помочь, если ты не поможешь мне.
C пыльных глаз маленького человека растворяется тонкая пелена забвения. Детское сознание становится еле осязаемым и липкий мир памяти раскрывается, погружая в песчаную бурю эмоций, чувств, красок прожитых мгновений.
Так повезло лопуху:
Добрую сказку скрошило в труху
оппонент заменен на Эрни Макмиллана
***
Визг пронзает барабанные перепонки. От острой улыбки режет глаза как от света.
Полная тишина. По-шотландски ясный день отливается на краях щита. Щит катится вниз по холму. Ноги бегут следом. Сквозь морок доносятся слова:
- С бандурой своей ходишь.
На полу поднимаются клубы искрящейся пыли, встревоженные упавшей перчаткой. Перчатка падает - пум. Перчатка падает - пум. Перчатка падает - пум. Звук обращается в барабанный бой.
Эрни убирает палочку.
Щит отходит в сторону. Своя рука замахивается. Меч с усилием опускается. Чужая кровь солит губы.
Перси держит себя в руках.
- Отпусти-отпусти-отпусти-отпусти…
Эрни держит в руках палочку.
- С бандурой своей. Депульсо.
Ноги заплетаются. Мокрая после дождя трава приминается. Ноги поскальзываются. Щит катится дальше. Края бьются об камни и уже не блестят, а ноги отбивают об камни пальцы.
Свой голос произносит «протего». Рука в перчатке поднимает меч.
- Куда тебе.
Подмога дает шпоры коням. К кому они?
Чужая рука убирает палочку. Эрни убирает палочку в карман. Свой голос произносит:
- Благородство.
Эрни закрывается только руками. Щит отходит в сторону. Своя рука замахивается. Меч с усилием опускается.
Калейдоскоп разбился. Петля разомкнулась. Недавнее воспоминание раскрывается с легкостью новенького бумажного самолетика.
Перси в последний момент еле-еле успел перепрыгнуть через подставленные подножки и обернулся.
- Хатклифф, - со скамейки поднялся хаффлпаффский четверокурсник, – Прогульщик, признавайся, будут от тебя проблемы в этом семестре? – и подошел ближе. - Молчишь. А как по утрам горланить так язык у тебя есть.
- И сейчас есть.
- Вооот как. Значит, можешь и баллы факультету зарабатывать, не только терять.
Перси насупился. Вот уже три месяца никаких жалоб от учителей в его адрес не поступало. Но это было неважно. По всему было видно, что Эрни получал какое-то грозное удовольствие, отчитывая первогодку. По правде говоря, зуб у него на Перси был, и все же на этом месте в тот момент мог оказаться кто угодно. Поиграться хотелось. Взгляд поднялся со сморщенной физиономии выше.
- Все ходишь с бандурой своей, - жестоко выплюнул Эрни.
- С бандурой… - виновато подтвердил первокурсник. В груди заклокотало, уши загорелись.
- Божьим дурачком хочешь казаться! – легкое движение ладони – и «шлем» слетел с головы. Метал задребезжал от ударов об плиты. Словно это худший звук в мире, словно это оскорбление Перси жалко зажал уши. Когда звон прекратился, он нагнулся за ковшом. Третьекурсник резво достал палочку.
- Депульсо!
Ковш отлетает прочь. Звенит. Перси тут же выпрямляется, секунду стоит, не верит случившемуся, делает несколько шагов, опять наклоняется, протягивая руку.
- Депульсо!
Он снова выпрямляется. Принятие неизбежного медленно вливается вместе с глубоким успокаивающим вдохом. Еще несколько шагов. Наклон.
- Депульсо!
В каждом шаге – вынужденная покорность и смирение. В душе – ненависть к манипулятору и к себе самому за податливость, за беспомощность.
- Депульсо!
Эрни наблюдает за ним как маленькие дети наблюдают за пойманной за ус волосогрызкой.
- Депульсо!
Пальцы касаются ручки.
- Депульсо, – осечка. Тут самое время уйти, исчезнуть, скрыться в толпе, зарыться в себя. Но Перси стоит на месте. Рыцарь не даст слабину. Враг не дождется победы.
Эрни убирает палочку, усмехается, подходит.
- Сам дурак, - только и буркнул ему первокурсник, нахлобучивая артефакт на голову.
- Ты как со старшими разговариваешь?!
Он старше едва ли на два полных года и выше всего на один целый дюйм, только не горбится. Но им обоим этого достаточно. Младший хаффлпаффец холодно повторил:
- Сам дурак, СЭЭЭР.
Эрни рассмеялся с такой наивной серьезности. Смех острым серпом прошелся по ушам. Притянул мальчишку к себе за отворот мантии.
- Вот сколько не наблюдаю, ты все время кого-то из себя строишь. - Перси пытался не слушать, он смотрел вдаль и видел, как, почуяв неладное, на них обернулась Амелия Гроффман. – Ты рыцарь, что ли? - И как она окликнула своих попутчиков. - Блюдешь силу, гордость и благородость? - Как те тут же дернули других проходящих рядом хаффов.
- Благородство. – выдавил из себя парнишка. - Кто-то же должен. – сказал он вслух, а про себя добавил: «хотя бы знать это слово».
Постепенно их, зрителей, стало больше, чем хотелось бы, и Эрни это заметил. Он отсалютовал им, дал знак, что все хорошо, что нет никаких проблем, хотя те в любом случае были слишком далеко, чтобы вмешаться. Некоторые переглянулись меж собой и неспешно направили стопы к младшекурсникам. Со стороны стычка не предвещала ничего серьезного.
- И этот кто-то – не ты, - кровосос внимательно глядел на парнишку, пытаясь уловить встречный взгляд. К тому моменту Перси от воротника до линии волос был уже совсем красный. Был бы Эрни настоящим вампиром, более лакомого кусочка не смог бы даже представить. Тот же мечтал испариться лепреконьим золотом, но вынужден был оставаться на месте. Гримаса скорчилась только для того, чтобы показать Эрни насколько тот противен. С опозданием, нелепо. Арт тут же указал на это ладонью. – Вот видишь? Опять. Ты же тормозной, куда тебе. Я же знаю, сейчас пойдешь, как молокосос какой-то поиграешь с солдатиками. Будешь чувствовать себя бригадиром, важной шишкой. Хоть где-то… Вот только потом пойдешь в столовку и прольешь на себя что-нибудь как обычно, и будешь как обоссанный ходить по школе, пока кто-нибудь…
- Отпусти.
- Стой ровно, когда с тобой беседу ведут! – Эрни сильно тряхнул первогодку и припер к стене для собственной же устойчивости. – К чему я веду?.. Чтоб не заставляли нянькаться с тобой… - колкость за колкостью он уже планировал закончить и действительно отпустить пацана. Вот только Перси на беду удалось выскользнуть и оттолкнуть его от себя, за что тут же получил болезненный тычок под ребра. Эрни снова двинулся вперед, но был остановлен вскинутым жестом V. - Понабрааался, - ядовито умилился парень и сделал шаг вперед. Мальчик сделал шаг назад, робко прижимая жест валлийских лучников к себе. Теперь в его движениях читается не только злость, но и страх. Эрни занял полностью доминирующую позицию. Еще несколько более слабых тычков. – Слушай... Я же тебя образумить пытаюсь, - еще одна попытка побега: пинок под коленку. - Оп! – Эрни успел переступить с ноги на ногу, и удар пришелся в пустоту. - Ха! – как фокусник, подготавливающий трюк с картой, тинейджер запаясничал и «вынул» из-за пазухи жест более мейнстримный.
- Пожуй хеАААААА….
Как только перед носом возник средний палец, все звуки стихли. Не было ни голосов, ни шума шагов, ни крика. Как будто даже факелы перестали трещать. И остался только скрежет. Сначала он был сухим и тихим. Так вдоль по оси прокручиваются косточки каждого из пальцев. Перси это понял по шевелению под кожей. Суставчики разошлись и на втором кругу сошлись обратно. Потом добавился мокрый тихий треск – кости отделились от мяса. Ногти раскололись с глухим чириканьем. И наконец, когда натяжение стало слишком сильным, прозвучало щелканье, сопровождающее лопанье кожи аккурат на сгибах фаланг. Разрыв побежал от пальцев дальше. костяшки оголились. Рука за минуту превратилась в жеванное месиво. На лицо брызнула кровь. Звуки вернулись сиюсекундно, как если бы пробки в ушах встали на место. На фоне как собачий манок вопил Эрни Макмиллан – в легких уже не было воздуха. Остальные хаффлпаффцы рванули с мест немного раньше. Кто-то уже был рядом. Кто-то кинул «флиппендо».
***
Перси выдыхает, он чувствует, как гость покидает сознание. Сутулые плечи расслабились и опустились еще ниже словно наконец ощутили вес пиджака. К щекам подступил холодок. Малец машинально прикоснулся к лицу, глянул на пальцы, в ступоре осмотрелся. Эмиля Вереса заметил будто только что. Взгляд медленно – очень медленно – поднялся. По одежде. По бороде. К глазам.
Он все знает.
До сих пор Перси не произвел ни звука. Молча предстал перед тем, кто в одночасье стал для него и прокурором, и адвокатом. Первым судьей.
Руки — 2 штуки, ноги — 2 штуки, экзистенциальный ужас — 58%,
случайное чувство вины — 94%, уровень колдовства — 00,00%
Верес выглядел чрезвычайно серьезным. Съеденное годами лицо смурнеет ещё больше, когда паренек поднимает на него живые глаза. Будто хрупкий мотылек, бьющийся о стекло банки своим хрупким тельцем — мальчик выжидает. Вот — она откроется и вот — карающая рука прихлопнет жалкую попытку на взмах робких крыльев.
Целитель искренне не понимал всего одну вещь. Она мелькнула в воспоминании по линии ненависти косых взглядов, но так и не дала четкого отпечатка в памяти. Ускользнула. Спряталась за таким громким слово как благородство. Совершенно ни к месту звучащим, и для такого мальца — совершенно пошлым.
— Персиваль, — сцепляет руки в плотный замок. Со спокойной, свойственной только человеку, отстраненному от мира детства, интонацией, он покровительственно нависает: — я задам тебе всего один вопрос - почему ты ничего не предпринял, чтобы заткнуть своего.. оппонента?
Мальчишка встрепенулся. Хотел огорошить восклицанием, но образумился быстро, боязливо опустив плечи, будто бы камень на шее стал тяжелее. Эмиль созидательно молчит, отмечая бегающий взгляд, рыщущий ответ извне.
Вот так всегда.
Все загадки и разгадки таятся в нас самих, а мы по глупости ищем подсказки в знаках судьбы и бесталанном провидении.
— Не знаю, — на тихое мяуканье колдомедик морщится, наклоняясь ближе ухом, — я не... не знал... Я не знал, что... Я не знал что делать. Я должен был сказать ему, что...
Хлюпает вздернутым носом, но храбрится:
— ..что?
Верес удивленно приподнимает брови. Как это - что? КАК ЭТО — ЧТО??
Шепот мальчишки превращается в невнятное бормотание:
— У него из пальцев… вот так… — заламывает он руки, в попытках показать очевидное, — чпхлип, — озвучивает лопнувшие сухожилия и всхлипывает.
Из носа потекло. Школьник завертелся в поисках платка, но не найдя его, пристыженно стер рукавом влажную дорожку над верхней губой.
— И что? — с нажимом в нетерпении, — ну что в этом такого?! Вот подрастешь! — увидишь людей с кожей из шоколадной глазури; вытянутых, сплюснутых до трех метров, как жевательная резинка; тех, кого сдуло до обтянутых костей и раздуло до размера воздушного шара. В целительстве вот вообще попадаются кадры - с волосами, превращенными в червей; и эти.... кто считает свои зубы самым сладким десертом - стачивает их под сахарную пудру. А пальцы твои эти, тьфу! Форма стихийной магии не поддается контролю. Фор… — Верес резко останавливается. Его поразила новая мысль, шокировавшая настолько, что он лишился силы голоса:
— Уж не хочешь ли ты мне сказать, что ты считаешь себя виновным в.. инциденте?
— Ипницшныц мек.. — непереводимые бормотания становятся нелепицей.
— Ты что, о-бал-дел? — говорит медленно, почти интимным шепотом, — есть вещи вне нашего контроля, есть те, которыми мы управляем. Ты, являясь волшебником начинающим — только учишься. Ты в школе магии, твою м… м-мандрагору!
Понимая свою несдержанность, Верес поднимается с места, только ради того, чтобы левитировать принесенное домовиком лакомство. И ни парфе тебе, ни пюре. А типичные имбирные печенья, охраняющие ванночку тыквы с белым сгущенным молоком.
— Запомни-ка такую вещь, молодой человек — нас определяют наши поступки и наши мысли. За этим мы можем следить и этим мы способны управлять. Когда ты, — тыкает пальцем в ключицу паренька, чтоб тот приободрился, — ставишь подножку своему однофакультетчику, ты совершаешь направленное действие. Когда ты случайно задеваешь ногу — потому что споткнулся — это не цель. Это случайность. Ты не можешь говорить, что ты плохой человек, потому что кто-то из-за тебя упал. Единственный вывод для тебя в будущем - смотреть КУДА и КАК ты идешь.
Громко двигает тарелку ближе к ребенку.
— Это же применяется и к магии. У тебя есть волшебная палочка, как концентратор твоей энергии, — поднимает свою, соблюдая баланс на фаланге указательного пальца, — с помощью невербального желания и вербальной формулировке чар - ты направляешь энергию. Ты обладаешь силой, которая не снится магглам, кентаврам и прочим существам. И имею эту силу, как имея ноги, ты обязан её контролировать и подчинять себе. Не все формы, естественно, — разводит руки в примирительном жесте, спасая палочку от падения, — можно взять под себя, но пытаться, стараться и пробовать — никто не запрещает.
Так повезло лопуху:
Добрую сказку скрошило в труху
Голова сама собой закидывается, нос шмыгает. Вот уже пришел в себя окончательно. Поучения растягивают время. Слова почти физически вдавливают тело в стул. Какое разочарование.
Язык слизнул с губы соленость. Слезы? Такой отважный герой, такие бои – а тут испугался. Выходит, действительно «строит из себя»? В то же самое время взрослый упивается правотой, своими сложными негласными на ходу придуманными правилами, ходит вокруг да около, а самого важного, предписанного когда-то очень давно, очень простого – не замечает. Мальчик слушает и смотрит мимо тарелки с печеньем, такой неуместной на этом столе, такой радостной в такой трагический момент.
- Из-за меня не падают. Это я падаю. А из-за меня калечатся, - пробухтел он чуть слышно, нашаривая что-то звенящее в карманах. Пора посоветоваться с настоящими авторитетами.
На стол шеренгой выставлено трое рыцарей. Каждый из них получил новые имена. Первым оказался сэр Бериглав, скутат с круглым щитом. Он поприветствовал хозяина тремя ударами в щит. Мальчик наклонился, чтобы тот оказался на уровне глаз. «Если полетел топор, значит, его кто-то бросил?» - спросил Перси и увидел ответ в криво отлитом личике. Сэр Бериглав мастерски метает топоры, но никогда его топорище не настигало спины отступающего. Топоры летают, и только Бериглав этим повелевает с точностью стрелка, с ответственностью война.
Второй рыцарь был старый бородатый триарий с еловой иголочкой вместо отломанного копья - захочешь, никого не заколешь, и все же сэр Хоп Уповающий вытянулся по стойке смирно, щелкнув своим оружием об подставку. «Когда кончается бой?» - этим вопросом мальчик никогда еще не задавался, но теперь он казался самым важным во всей этой ситуации, ведь Макмиллан в итоге так и не заткнулся. Сквозь прорези шлема глядели крохотные глаза, те же самые глаза, которые видели, как вздымаются над толпою белые флаги, но не видели в них окончания битвы.
Последний рыцарь оказался особенным, со статическим именем. Это сэр Балин, а у него «меч добродетелей». Брата убил, но отдал свой меч, один из них, чтоб сражаться на равных. Заметив краем глаза, Перси уже не смог посмотреть на него. Вот перед кем действительно стыдно. Заметь он эту личность раньше, рыцарь остался бы в кармане.
Колдомедик на дистанции наблюдает за сакральным диалогом, но делает шаг на приближение.
- Пойми уже - ты не виноват, - звучит спокойный, растерянный голос.
- Но, сэр. Это был мой выброс. Это ведь… оно же случилось из-за того, что... Мое невер-бер-бер-бальб...
- Бл.. бородки-сковородки… да это вообще не важно, — булькает Верес и раздосадовано хлопает руками по коленям. Он разворачивается к тарелке, сгребает на ладонь человечка, отделяет голову. Без зрительных примеров здесь не обойдешься. — Камень, падающий в воду, - акцентирует внимание на кусочке и кидает на пол. - оставляет круги. - делает палочкой и сгребает уже мальчика за плечо. На печенюшную голову летит шар аструма. - Мы не можем контролировать с какой силой будет удар и по какому предмету, - аструм разбивается брызгами в разные стороны. Каждый шарик летит в своем направлении. Часть их гаснет в пути. Один слабый еле-еле закатывается под часы факультетов, один сильный долетает аж до потолка и дневной звездой растворяется в нем. Несколько мелких осыпают домовика, потянувшегося убрать мусор. Переполошенный эльф забутузил ногами в попытке увернуться.
На всем этом юношеская твердолобость сочинила свои смыслы.
- ЭТО ПЛОХО! – подорвался с места Перси, заводя шарманку по новой. - Злые поступки легче совершать, они легче совершаются. Это неблагородно! Если бы я… - сдержался, то противник остался бы безнаказанным. - Но эта сила… - переполнила все края и по своей воле, но не воле волшебника, наказала такого же как он студента слишком жестко. - А если этому надо учиться, контролю надо учиться, значит, это не от природы. У кентавров же нет своих школ. А я… мы как… - новый вопрос подкрался внезапно: - Как… как… ак-к-к… - …на пару с икотой. - КАААК?! мы можем обладать ТАКОЙ силой? КАК?! ее возможно контролировать, если контролировать невозможно! Если она не поддается. Если с этим все сталкиваются. Если каждому надо стараться, чтобы заклинания были, а вот если хочется треснуть, то вот так вот сразу! - В запале непослушная рука смахнула рыцарей. Перси принялся возвращать все как было. Звон смешался со смешком, сразу перебитым: - Сэр! – чумазая рожа до смешного серьезная, до пугающего искренняя. - Вы же говорите сами. Но Вы же не понимаете. Вы не понимаете, что Вы говорите. Что Вы МНЕ говорите.
- Да что Вы говорите, молодой человек. Судя по тому, что я услышал - Вам бы, действительно, к кентаврам. С моралью проще было. Напомню - этот Ваш.. обидчик тот ещё засранец.
- А я? Я напал на безоружного! Разве это правильно?! – уже не чувствуя ног под собой, вопрошал мальчишка не у Вереса, а у самого провидения. - Если бы у него была палочка, то он бы защитился. Он бы защитился... Он бы защитился, а я бы не смог сделать ничего... Потому что… не могу. Нас мысли наши определяют. И поступки. То, что произошло, эта случайность произошла, это… - в горле встал комок, и голос принял особенно горький оттенок: - то, чего я захотел. И в будущем будет тоже самое!
Полусобеседник снова поднимает указательный палец, но мальчишка больше не дает и слова вставить, машет руками. Он уже слушал. Слишком долго, глотая чужие мысли. Эмиль бросает попытку и откидывается на спинку стула, подпирает голову кулаком.
- Это обязанность. Это сложно. - Без зрительных примеров и здесь не обойтись. Наколдовывает корявый люмос. Раздраженно шлепает палочкой по ладони, огонек загорается ярче. Парень оседает и продолжает спокойнее: - Я не могу творить свет, так же легко как другие, - нокс - значит, я темный маг? И я плохой человек... Но ведь… я же не один?.. Если это происходит – всегда – в таких ситуациях. То мы твари злобные по природе своей? Мы от души можем только зло вытворять? Только темную магию… Контроль… Это ведь и со взрослыми бывает, я видел. И вот это все, эти палочки… Палочки – это не настоящий контроль! - Монолог резко оборвался. Глаза-вишни забегали из стороны в сторону как при чтении. - Нет, - страница 126, вырвана криво: Хельга Хаффлпафф палочкой не пользовалась. Еще до Статута. Почему Статут? Почему волшебники живут как в зверинце? Как будто сами себя в загоне закрыли? Быть может дело действительно не в нем. Быть, может, по-другому не могло. - Мы опасны? – шепотом спросил он, приковывая Вереса взглядом и по-черепашьи вжимаясь в пиджак. И руку, и палочку бы отдал, чтобы не задаваться такими вопросами. Кости залечат. Душу успокоить сложнее. Несправедливо.
Руки — 2 штуки, ноги — 2 штуки, экзистенциальный ужас — 58%,
случайное чувство вины — 94%, уровень колдовства — 00,00%
Сколько же активной жизни в этих детях!
И на месте не сидится, а прыгается!
И шаблонами не думается, а кичится!
Эмоции в непорочности своей.... смешны да и только.
Буйна голова юного исследователя-философа забита — вон оно, как! — рыцарями, ошейниками, да иллюзиями заумными.
— Сынок, — целитель устало поднимает голову с кулака, — мы не просто опасны. Мы ужасно опасны для всех наших врагов и, что хуже, — смертельно опасны для всех наших друзей. Поэтому лучше не иметь ни одних, ни других.
Он подносит ближе к глазам щитоносца, брезгливо держа пальцами за плотный топфхелм:
— Дам тебе пример. Вот этот не сможет уберечь никого, кроме себя. Вывод довольно печальный, но верный — циник.
— Медь.
— … — колдомедик моргнул, будто ослышался.
— … — мальчишка моргнул в ответ.
— Что, прости?
— Это медь вообще-то. И... Бронзы немножко. Поэтому - он прочный.
Да что ты говоришь…
— Кхем! — фигурка сменяется. Эмиль внимательно вглядывается в лицо служивого. Безуспешно попытался отобрать копьё, — получив угрожающее предупреждение “в глаз или куда похуже запихну эту зубочистку” — оставил оружие в покое. Фигурка зависает в воздухе и, подчиняясь чарам, делает несколько незамысловатых петель. Покружив над головой мальчишки, мягко приземляется в его раскрытую ладошку.
— Этот кто?
— Он на службе у короля, — звучит с радостной уверенностью.
— То есть — готов забрать жизнь по приказу. Подчинение ради видимого награждения. Вывод?
— Верный воин? — отвечает смело, но с сомнением.
— Мясник.
От щелчка пальцами последний рыцарь взмывает в воздух. Грозно и воинственно она поднимает меч, выставляя наголо.
— Настолько бесполезный, что даже жалок. Мой вывод - типичный командир. И без войска он ничто.
Малец не спорит, только хапает фигурку обратно в коллекцию, сгребая рыцарей вместе, плотно прижимая их к себе.
— Видишь ли, какое дело. Очень легко облачить самые благородные качества человека в пепел. Я вот с твоими друзьями не знаком. Не слышал ни об одном их подвиге, но умудрился задеть каждого. Я могу разломать их на мелкие кусочки, глазом не моргнув. Я, как и ты - опасен для них.
Мальчишка с невыразительным лицом ставит одного рыцаря за другим на стол. Бережно. Деловито. Плечо к плечу. Подставка к подставке.
— Ты думаешь, ломать легко? — мужчина разводит руки в стороны, будто желая обнять, — Выкрикнул заклинание - бац!. Пожелал своей жестокости случиться и - бац! - жизнь делится на прошлое и сейчас? Сынок, — схлопывает ладони вместе в молитвенном жесте, — попробуй исцелять. Процесс занимает месяцы, а то и годы. Это совсем не просто. И требует помимо желания ещё терпения, строгости к себе и...
Верес смутился. Кому он это доказывает? Уже вскормленному Дамблдором щенку, держащему в пасти полную ложку извращенной морали.
— И всё же… мы говорим не о правильности поступка, — подмигивает и наклоняется вперед, — а о желании справедливости свершится. Тебе стоит поверить в себя, Персиваль. Отречение от магии и неприятие себя сделает из такого хорошего студента — обиженного на мир третьесортного волшебника. Мне лично будет обидно, что вот тут вот, — он тыкает паренька в грудь пальцем, — будет не больше благородства, чем в этих фигурках.
Персиваль ничего не ответил в этот раз. Былой мальчишеский напор спал, оставив тянущее чувство недосказанности в самом колдомедике. Побитый философ надулся и ссутулился, полностью переключив своё внимание на мнимое войско защитников.
Верес ещё долго сверлил макушку паренька взглядом, смотря сквозь. В таком-то возрасте пора бы уже понимать значимость данной по праву рождения силы.
— Ты думаешь, что мы все злодеи, да? — и вовсе не вопрос, а утверждение, — в тех сладких сказках - с рыцарями, побеждающих драконов… Ведьмы и колдуны… - и есть то самое зло.
Студент продолжал свой тихий монолог с одной из фигурок. Целитель не сомневался, что тот его слышит. Встает с места привлечь больше внимания.
— Персиваль… — зовет по имени, по-отечески требовательно. Мальчонка с неохотой поднимает голову, — ты славный малый. Думаю, что твои сокурсники не поняли, что ты сделал и через что ты сейчас проходишь. Поговорим по-взрослому?
И вовсе не вопрос, а предлог. Сказки бывают разные - те, которые читают и те, которые переживают.
Верес макает пряничного человечка в густую белую сгущенку и с громким хрустом откусывает ему ноги.
— Расскажу тебе - историю. Она имеет давние корни и ставит жирную точку над спорами о темной и светлой магии, — начинает на тембре, специально напуская мистицизма в голос, — фактически перечеркивает их, я бы сказал. Ты наверняка себя спрашивал — почему был принят статут; почему мы живем в том мире, где мы не можем пользоваться магией в публичных местах и скрываемся за вуалью иллюзий?
Малыш отвлекся от фигурок, приосанился. Потухший взгляд снова ожил, что дало волшебнику вторую веру.
— Представь себе определенное поле, по нашему печальному сценарию - усеянное кусками вывороченных тел, разорванных магией, в которых и людей-то уже в этом не опознать. Их вывернули наизнанку неведомой силой, оставив червям. Людей не спасли амулеты, камни, нанесенные на орудия руны. Уверен, ты знаешь, что магглы верили и верят в силу талисманов. Магия… она везде. Поэтому, я беру общий срез.
Части печенья целитель мнет в кулаке, превращая в крошку.
— Других - чародеев, не спасли их магические таланты. Всех, кто был оставлен на поле будто вбили в землю огромным молотом. С пробивным грохотом, слышимым в разных частях света, в котором утонули их крики и их забытая тишина, — второе печенье, (хорошо, что не живое), также стало горсткой. Тыквенная ванночка взмыла в воздух и на преподавательский стол разлилось сгущенной молоко.
— Шли годы. Тела, лежащие гниющей грудой мяса, привлекали только мух и личинок паразитов. И, как это не чудовищно, такая смерть обращается в жизнь. По факту - восстает из небытия, — крошки задвигались по столу, прилипая к густой жидкости.
— Подобно тому, как из огня выходят порождения пламени, предположим, саламандры, так — из этой кучи тлена — восстает некое подобие элементаля. Огромное, несуразное и голодное до магии. Плоть колдунов, из которой восстал этот зверь, жаждет лишь пожирать всех, кто пропитан волшебством, а всех прочих — разорвать, прервать их существование.
Из неплотных, липких, бледных шаров, приправленных шершавыми коричневыми останками имбирных человечков, складывался своеобразный снеговик. Лапы десятисантиметрового гиганта разваливались на глазах и собирались снова в нелепые подобия голов со страшными, дырявыми рожицами.
— Дар магии - способен обратить смерть в жизнь, извратив ее до неузнаваемости. И только страх может внушить подобная безжалостная, жестокая насмешка над жизнью. Насмешка над силой, которой ты и я обладаем. Естественно, с этими тварями сражались шаманы, жрецы, колдуны. Но они выглядели как дети, с опасными игрушками в руках. И тем не менее до сих пор волшебники из Мистериусаптайлун, Конфедерации и прочие ваши, из департамента тайн — находят подобных существ по всей земле.
Колдомедик присаживается рядом на стол, наблюдая за медленными, неуклюжими движениям своего творения. Никогда трансфигурация у него не удавалась, но тут это пришлось прямо кстати.
— Зло пороков зависти и обид породило большее зло, а за ним большие жертвы и нам, чародеям, надо теперь защищать текущий мир, — Верес подносит палец к чудищу - этакий - ритуал дружеского рукопожатия, которое големом принимается — он неловко пачкает фалангу сгущенкой.
— Проблема в том, что история эта - длится веками из-за недопонимания. Слишком большая пропасть между миром магии и миром магглов делает круг спиралью, по которой мы мчимся с каждым годом. Прервать её можно либо ограничив магию, оставить тайные знания у, скажем так, избранных. Это обсуждалось на совете волшебников, думаю ты знаешь, но самые яркие события случились в середине двадцатого века. Тебе пока не рассказывали о Гриндевальде?
— …..
— Чтож. Потом узнаешь. Или - обучить магглов сосуществовать с этой силой. Но пока в магическом мире живет понятие темной и светлой магии - это невозможно. Как говорится: кот не может быть хорошим - с точки зрения мышей.
Монстр, оставляя тонкий белый след, улиткой дополз до мальчишки. Подал свою лапу-морду в уже понятном ему ритуале знакомства.
— С какими бы сложностями по жизни ты бы не сталкивался, стремись к спасению жизни, а не воскрешению её из пепла. У всего есть срок, а мы не фениксы. Пока у тебя есть то, за что можно цепляться - характер, воля, вера - держись за них. И не давай никому тебя совратить на неправильный путь.
Так повезло лопуху:
Добрую сказку скрошило в труху