Попутно с этим, с матерью происходили странные вещи. Элис всё чаще и чаще покупала и предлагала ему женскую одежду, в особенности розовые платьица и юбочки, туфельки и бантики, а если он не хотел их носить – устаивала громкую истерику, которая очень сильно пугала Эмерсона, и тот в итоге принимал её предложения. Делал он это не только из страха: он её боготворил. В конце концов, отец приезжал редко, а мать была рядом всегда, и всегда поддерживала его.
Со временем, просто странные вещи начали вытекать в страшные. Эмерсон всё чаще начал замечать на кухне какие-то жуткие и вонючие бутылки, а лицо любимой матери уже не было таким хорошим и спокойным, как раньше. А когда они вместе делали домашнее задание, она могла ни с того ни с сего поднять голос. Она очень часто кричала, что он ненормальный, что такие, как он, вообще не должны рождаться, и что она просто обязана, как хорошая мать, сделать его нормальным. «Хорошей девочкой» – как выражалась она. Эмерсон не понимал, что с ним не так, и почему она так хочет сделать его «нормальным», но продолжал находиться рядом с матерью даже тогда, когда она, казалось бы, могла накинуться на него. То, что она делала и говорила, казалось ему правильным, хотя это ему и не нравилось.
А потом стало ещё хуже. В очередной раз, когда они делали домашнее задание, и Элис снова начала кричать, она также начала кидаться в него книгами. Несколько из них попали в него, и это было очень больно. Совершенно не понимая, что происходит с его мамой и почему она делает ему больно, он, не теряя ни секунды, устремился в свою комнату, где, запершись, и провёл остаток вечера. Больше они с матерью домашнее задание вместе не делали.

Замкнувшись в себе и начав запирать комнату, он открыл для себя новый мир – мир литературы. Для него книги были не просто источником знаний, но и способом сбежать от реальности, где со страшным взглядом ждала его любимая мать. Всё больше погружаясь в истории и сказки, Эмерсон начал больше задумываться о различных вещах, о которых дети в его возрасте не думают, и всё меньше замечать то, что происходило в реальности.
А в реальности, в скором времени, приехал отец.
Он навсегда запомнит тот вечер. Внизу отец и мать о чём-то очень громко говорили, что-то там внизу разбилось, а он сидел на кровати и читал книгу про космос и чёрные дыры. Мало что ему запомнилось из этой книги: было очень много непонятных слов, да и просто терминов, которых он не знал. Но кое-что он всё же запомнил, хотя и по-своему: чёрные дыры – это такая штука, сделанная непонятно из чего, но которая поглощает всё, и в которую, если залетишь, больше не вылетишь оттуда. В этот момент крики внизу прекратились, и лишь раздался очень громкий звук, на котором всё и закончилось. Кто-то очень громко вышел, хлопнув дверью. А на следующий день мать окончательно, в последний раз, пришла домой – за вещами, которые она забыла забрать. Тогда-то она и попрощалась с ним, молча крепко обняв его, ничего не сказав. И лишь письма, что изредка приходили от неё, убеждали Эмерсона, что она окончательно не исчезла из его маленького мирка.
На следующий день отец сказал, что Эмерсон очень скоро поедет к дедушке. Он спросил у отца, насколько скоро, ведь о дедушке он мало что знал, кроме имени, и практически совсем не знал, что это за человек такой, этот дедушка, на что тот с улыбкой ответил, что тот побудет у него до тех пор, пока он «не решит проблему вселенной со злыми дядьками в пиджаках». Наверное, он надеялся, что он засмеётся, но Эмерсону это не показалось смешным, скорее странным, да и кто такие «дядьки в пиджаках» он не знал. Как и не знал того, куда подевалась мать.
Через какое-то время так всё и случилось: Эмерсон уехал к дедушке в сравнительно небольшой городок Бернтайленд, где тот работал рыбаком и изготовителем различного рода сувениров. Дедушка принял его очень тепло, но, в тоже время, с некоторым подозрением. Уже через какое-то время они очень быстро сдружились и стали, казалось бы, совершенно неразлучны друг с другом. Рональд говорил, что он уже слишком старый и немощный, но на деле – он остался всё тем же сорвиголовой, каким и был раньше. Дедушка очень любил «чудить» – и Эмерсона к этому приучил.

Во время его проживания с дедушкой особенно запомнилась одна странная ситуация. Как-то раз он помогал дедушке ловить рыбу. Они сидели на лодке, и Рональд поймал очередную рыбёшку. Эмерсон был рад этому, причём настолько, что даже в какой-то момент заметил, что прямо из ведра, куда они кидали пойманных рыб, каким-то волшебным образом поднялась и зависла в воздухе, прямо за дедушкой, та самая пойманная рыбка. Дедушка сего чуда не заметил: он был занят оснащением крючка приманкой, заболтавшись, как всегда, про «старые добрые времена», и как он был «свеж» тогда. Эмерсон сначала промолчал, приняв это за галлюцинацию, но после попросил Рональда обернуться. А когда тот обернулся – рыба ещё долю секунду повисела так, и только затем упала в воду, уплыв.

А затем за ним приехал отец и пришла пора возвращаться домой. Рональд пообещал, что он приедет к нему на день рождения, и подарил своеобразный «сувенир» – камень, которое он некогда нашёл на каменистом побережье (на самом деле, Эмерсон знал, что он нашёл этот камень не так уж и давно, но всё равно принял подарок – камушек был довольно красивым, да и не было у дедушки больших денег, чтобы подарить что-нибудь ценное). На том и попрощались.
По дороге домой отец взволнованно спрашивал, как тот провёл время у дедушки, случалось ли что плохого. Казалось бы, что тут такого? Каждый родитель бы на его месте спросил подобное. Но затем, сразу после того, как были даны ответы на все вопросы, что тот задал, Джон крайне неохотно и осторожно спросил, вспоминал ли его отец, Рональд, о нём самом. Эмерсон сначала удивился: почему его папа задаёт такой глупый вопрос, если знает, что так или иначе дедушка бы вспомнил его? Но как раз тогда, когда он открыл рот и хотел сказать утвердительный ответ, до него неожиданно дошло: а ведь дедушка-то ни разу его не вспоминал. Вообще. Сколько шалостей они не проделали, сколько рыбы не поймали, сколько сувениров на продажу не сделали, дедушка всегда говорил о «хороших временах» и тому подобное, но в рассказах о своих «хороших временах» ни разу не упомянул его отца, Майкла, хотя тот – его сын. Зато какую-то красивую женщину, с которой они «очень хорошо провели время», рассказывал очень много, и часто – во все-е-ех подробностях. И это было очень странно. Настолько странно, что Эмерсон просто промолчал.
Тогда отец, глубоко вздохнув, рассказал ему о себе и своём отце: что когда-то бабушка была жива, что у Рональда был хоть и не слишком успешный, но по большей части довольно прибыльный магазинчик со всякой всячиной, да и сам он часто выступал одним из организаторов ярмарки, что проводится каждое лето в Бернтайленде. Что когда-то он сам был простым мальчишкой, который очень хотел удивлять людей, стать фокусником или кем-то подобным, но родители не позволяли этого, уже с самого начала, почти что с самого рождения решив, что он станет наследником их маленького бизнеса. И что однажды мальчик не выдержал и сбежал, а магазин его отца обанкротился и закрылся, мать умерла, а сам отец, даже после стольких лет, всё ещё держит на сбежавшего мальчика злость за произошедшее, и не желает говорить с ним. Потому-то он и спросил, вспоминал ли его Рональд – ведь, быть может, с появлением внука, он перестал бы злиться на него.

Спустя полгода после прощания с дедом, когда Эмерсон уже окончательно свыкся с мыслью, что мама больше не вернётся, пришел его день рождения. Рональд, как и обещал, пришел на него. Пришла и какая-то женщина с серьёзным видом, которая преставилась ему Донной Куинн, и подарила чёрный полосатый шарфик. А ещё футболку с криво нарисованным радужным единорогом, которую он так и не смог надеть из-за её маленького размера. В целом, если не смотреть на незнакомую, пришедшую на его праздник женщину, день рождения обещало быть хорошим – тихим, как он любит. Но потом, когда они начали есть торт, дедушка внезапно схватился рукой за сердце, в суматохе взрослые вытеснили Эмерсона за пределы комнаты, а сами куда-то вскоре «улетели». И только на следующий день, рано утром, домой пришел отец. «Дедушка умер» – и больше он ничего не произнёс.

Через какое-то время после похорон дедушки в доме снова объявилась Донна. А потом она пришла ещё раз. И ещё раз. И ещё. Из родительской спальни начали доноситься странные громкие звуки, в которые Эмерсон старался не вслушаться, проводя своё время на улице. А однажды отец подошел к Эмерсону и сказал страшную весть: он женится на Донне.
А после свадьбы, на которую его заставили пойти, и на которой были ещё по меньшей мере несколько десятков совершенно незнакомых ему людей, Донна окончательно перебралась в их дом и заняла своё почётное место жены его отца. Она смотрела на Эмерсона , как на пришельца, но и он смотрел на неё также. Никто из них пока не решался сделать первый шаг навстречу друг другу, и обоих это устраивало. Не устраивало только его отца, Майкла, и в какой-то момент он вмешался в их отношения, кое-как вынудив Донну всё-таки сделать тот самый первый шаг, а Эмерсона – от этого шага не отвернуться.

А дальше было самое интересное – поход в Косой переулок, в ходе которого у Эмерсона чуть глаза от любопытства не вылезли (зато он почти мгновенно потерял дар речи), и где он с Донной и тем странным вторым человечком (который, к слову, уже и имя своё назвал, но Эмерсону было тогда не до того, как этого человечка зовут, как и не было дела до него самого) закупили все необходимые вещи. Все, кроме совы – у Эмерсона, к сожалению, аллергия на перья, да и совы ему не слишком-то понравились. Зато понравилась большущая змея, которую он увидел в одном из магазинчиков, и которую хотел купить, но Донна и тот равновозможный фондовый человечек отговорили его, напомнив, что в Хогвартс брать змей нельзя.
Первое впечатление от прохождения через платформу 9¾ и поезда «Хогвартс-экспресс» было хорошим. Даже слишком хорошим. Ещё бы: обычные люди через стены не ходят, да и на паровозах сейчас уже никто не ездит! А потом Эмерсон неожиданно подумал: то есть, ни один человек, совершенно никто не замечает того, что какие-то люди буквально ходят через стены? Как они смогли так спрятать и сберечь в прекрасном состоянии старый-старый паровоз, имея одну лишь магию? И что, никто до сих пор не заметил его пропажи? И никто ни разу не пытался обойти Кингс-Кросс? И он бы продолжал мысленно задаваться всеми этими вопросами, если бы тогда Донна не закинула его на паровоз, буквально вернув его обратно в реальность.
Ну, а в купе Эмерсон был занят очень важным делом (а потому, если кто-то в купе и был – он его не заметил): складыванием фигурок из бумаги и глядением на окно. И размышлениями занят. Ведь кто знал, что будет дальше?