Уверенная в себе карьеристка Пенелопа Голдблюм немало удивила своих родителей, когда жарким июльским днём явилась в семейном поместье и заявила, что ждёт ребёнка. Вот так, особо не церемонясь и без лишних объяснений, даже запретила родителям задавать лишние вопросы и буквально не оставила им другого варианта, кроме как растерянно переглянуться и развести руками.
Уже через несколько месяцев в семье Голдблюм стало на одного члена больше – ранним ноябрьским утром на свет появилась маленькая Эстер. Чрезмерно любопытный, но очень любимый ребёнок. Бабушка и дедушка души не чаяли в маленькой девочке, а Пенелопа Голдблюм чуть ли не впервые на время забыла о своих обязанностях журналиста и просто наслаждалась материнством.
А через пару лет в их жизни появилась Саманта с непослушным мальчишкой Этьенном, который говорил со смешным французским акцентом и всё время куда-то лез. Хотя, сама Эстер тоже не отставала и при первой встрече покусала беднягу, а всё потому что он бесцеремонно хватал её плюшевых пикси и тараторил без умолку, а она просто не выдержала и укусила. Вот крика и слёз было, но именно так началась их дружба.
Совсем неродные, они стали настоящим убежищем друг для друга. От невинных рассказов о Хогвартсе и бесконечных попыток привить любовь к квиддичу до шёпотом поведанных переживаний. По ночам, в свете слабого Люмоса, под страхом перед грозным “магия вне Хогвартса запрещена”.
Именно Эстер знала, насколько её брат переживал из-за школьных экзаменов, нового квиддичного сезона, симпатичной девчонки из Слизерина. Именно Эстер получала письма от него каждую неделю и с упоением читала о захватывающих хогвартских буднях, мечтая наконец-то туда попасть. Именно Эстер его поддерживала и оправдывала перед семьей его опрометчивое поведение, которому не было оправданий.
В атмосфере либерализма и свободомыслия проходили её детские годы. Она не видела никакой проблемы в том, что росла в не совсем обычной семье, наоборот - только преимущества. Когда у тебя целых две мамы, да ещё и такие классные о каких проблемах может идти речь?
Эстер росла очень понимающим ребёнком, который никогда не создавал лишних проблем. В пять лет Пенелопа усадила её в большое кресло в гостиной для серьёзного разговора, в ходе которого поведала дочери, что её отец - маггл, который напрочь отказался быть хоть каким-то образом связываться с миром магии. Эстер не задавала лишних вопросов, только молча кивнула и для себя решила - “не хочет - не надо”.
Она часто просто молчала и наблюдала. Молчала настолько хорошо, что как-то один мамин друг из редакции спросил “А она вообще разговаривает?”. Пенелопа, конечно, рассмеялась и отшутилась, но даже ей всегда хотелось, чтобы у дочери наконец развязался язык. К сожалению, язык так и остался переплетённым в тугой узел. Эстер упорно молчала и делала своё дело, а говорила только, когда её что-то спрашивали.
Она молчала, когда Этьенн отправлялся в Хогвартс и оставлял её одну, когда бабушка учила её отличать аконит от лаванды, когда дедушка рассказывал о правах домашних эльфов и когда Пенелопа и Саманта по вечерам у камина обсуждали последние новости магического мира.
Именно в один из таких вечеров случилось что-то особенное. Ей было восемь, семья сидела у камина, обсуждая, кажется, финансирование Фонда. Она не была уверена, потому что изо всех сил пыталась сконцентрироваться на книге о лечебных травах, которую на день рождения ей подарила бабушка. А они всё говорили, обсуждали, спорили... Не замолкали, а её сосем не интересовало Министерство магии и финансирование, её интересовал бадьян. Вот такой простой бадьян, трудно поверить.
Она злилась, но молчала. А потом в какой-то момент она поняла, что перестала слушать и слышать. Именно, она перестала слышать – растерянно перевела взгляд на Саманту и Пенелопу, которые тоже недоумевали, почему так внезапно утратили дар речи. Эстер запаниковала, испугалась, подбежала к женщинам с паническим “Вы не можете говорить?! Вы меня слышите?! Как это вы не можете говорить?! Вы должны говорить!”. Она боялась, что произошло что-то страшное, металась от одной к другой, а потом услышала мягкое “Эстер”. И ей всё объяснили - спокойно рассказали о заклинании Силенцио, вежливо извинились за надоедливую дискуссию и предложили провести весь вечер за её любимой игрой вопрос-ответ.
Она жила между двумя мирами – словно на границе, никогда не пересекая черту ни в одну, ни в другую сторону. Эстер знала, что легче использовать Люмос, когда ищешь заколку, которая упала за кровать, а камин быстрее всего зажигается простым Инсендио. Но также она знала, что электричество куда удобнее средневековых свечей и от самолётов мутит меньше, чем от порт-ключей. С присущей ей толерантностью Эстер принимала и то, и другое и выбирала то, что ей больше по душе.
Они путешествовали – Саманта и Пенелопа не боялись собрать чемоданы и отправиться в новую страну с детишками. Поваляться недельку под палящим латинским солнцем или совершить поход сквозь чарующие скандинавские леса – дети должны развиваться и узнавать мир.
Под тем же предлогом Эстер провела четыре года в маггловской школе, держа язык за зубами, как она умела. Выучила всё, что могла, и ни разу не проронила таких слов как “магия”, “Хогвартс” или “квиддич”.
Под тем же предлогом родители хотели, чтобы дочь говорила на французском, но эксцентричный полиглот из Руана научил её неплохому испанскому и базовому немецкому, а вот во французском дело не зашло дальше элементарных “Bonjour” и “Merci”.
Под тем же предлогом бабушка рассказывала ей о всех тонкостях травологии – от приготовления эссенции лаванды до ухода за редкостной мимбулус мимблетонией. А дедушка во всех красках описывал важность принятия Международного Статута о Секретности в далёком 1689.
Вот так кусочки пазла сложились в единую картину - в тот солнечный день на платформе 9 и ¾ появилась самостоятельная юная волшебница. Она немного волновалась, но откинув все сомнения, улыбнулась, помахала рукой любящим родителям и запрыгнула на новую ступень жизни.
