Время: 5 января 1995
Участники: Эбенизер Гуд, Эмиль Верес
Место: Хогсмид и окрестности, Хогвартс и окрестности
Когда одиночество шепчет на ухо "а не послать ли всё куда подальше", человеку нужен человек.
И как же чертовски обидно, что эти моменты мы встречаем наедине с собой — судьба приносит нам совсем не тех людей и забирает самых близких.
Что может заставить держаться и идти дальше?
Может, это то самое счастье, которое всегда находится даже в тёмные времена, если мы не забудем путь к свету.
Быстрые шаги по лестнице могли разбудить всех постояльцев трактира, если бы не устроенное внизу веселье по случаю дня рождения. За всей суматохой и тостами никто не заметил проскользнувшего на второй этаж человека.
— Дэн! — дверь распахивается и тут же громко хлопает о деревянный шкаф — она написала!
Колдомедик резко откидывает одеяло, подпрыгивая в кровати.
— Чт.. что? — жмурится, смахивая со лба смешно съехавший ночной колпак.
— Твоя гоблинша! Она пишет, что перевела тот кусок, который ты нашел, — Реджинальд бесцеремонно садится на угол матраса, тыкая в смазанный почерк, — вот, смотри: “список ингредиентов не точен, но если использовать зелье в третью фазу луны в созвездии рака, то ритуал сработает в наибольшую силу. Связь с мертвыми будет восстановлена с девяносто процентной вероятностью”. Ты понимаешь, что это значит??!
— Гоблинские болезни я давно не лечу…
— Нет! Проснись уже, — нетерпеливо трясет целителя за плечи, — ты сможешь поговорить с отцом! — обидно-больно припечатывает бумагу прямо в грудную клетку, — на! сам читай. Я тебе даже свет зажгу.
Верес опускает сонный взгляд на упавший между ног испачканный помарками листок. Всё кажется каким-то дурным сном. Который ему ой как сильно не нравится.
— Сколько времени вообще?
— Примерно час ночи, — воркует Редж над подсвечником, раздувая огонь.
И какого дня? Какого месяца? — зевая крутит в руках бумажку. И только когда узнает подпись, до него доходит - чего это Реджинальд такой веселый.
— Я просил тебя не вскрывать письма, — спускает ноги на ковер, наклоняясь к огню.
— Ты не понимаешь! Когда ты с ним поговоришь, ты сможешь дополнить ритуал Мариуса. Два ритуала вместе! Вы доделаете всю это вашу магию и я смогу быть таким же как вы. Я смогу получить свою палочку и летать на метле не как обычно, а как волшебник. В Хогвартс я не попаду, но… ты! — его руки смыкаются на шее колдомедика, — ты сможешь меня учить!
Верес медленно поворачивает голову и под испепеляющим взглядом объятия обреченно тают.
— Ты.. ты не рад?
— В этот раз — говорит вкрадчиво, разделяя каждое слово, — я тебя прощаю. Полагаю, на конверте было моё, а не твоё имя - ты просто обчитался. Но мои интересы и моя жизнь тебя никак не касается.
— … — Реджинальд замер с разинутым ртом.
— Вспомни: ты - поганый сквиб. Которым ты и останешься до конца своей поганой жизни. Никакой ритуал и никакие заклинания не сделают тебя волшебником. Ни-ког-да. Мы это всё сотню раз обсуждали.
— Но, она же пишет…
— Она отвечает мне по моему вопросу. Я не буду призывать отца ради какой-то Мариусовской сказки о том, что у них когда-то там что-то там получилось. Ты знаешь старика. Он просто вбил тебе в башку надежду, — поднимается, шлепая босыми ногами в ванную, — пора бы тебе уже повзрослеть..
— ..но..
— ..и понять - как устроен этот мир. Все изученные О`Донелом теории, — речь прерывается мерным журчанием, — ничего не доказывают. Сколько было этих экспериментов с зельями, после которых он сдался? Допустим.. ну уж слишком много, чтобы я вспомнил хотя бы день, когда ты не ныл, — облегченно-обреченно вздыхает, — волшебник он, блять. Ценил бы, что его вытащили, — разворачивается к раковине, затягивая веревку на панталонах, — но нет. Все мало. И ни капли уважения. Редж, а давай поменяемся? Я тебе место в Мунго, а сам пойду стаканы протирать, — улыбается в бороду, намыливая руки и лицо, — потом выучу твои лебезивые фразочки. Знаешь, мог бы быть полезнее тебя. Разговорил бы Аберфорта…. Редж?
Молчание.
— Редж? — Верес выглядывает в комнату, где со всего ночного приключения осталась распахнутая настежь дверь, — ну поплачь, поплачь.
Эмиль манит к себе письмо, удовлетворенно кивая. Ронкарта за двойную ставку куртизанки справилась с гоббледуком всего за шесть месяцев. Поразительная у неё занятость.
— Ээх, — ещё бы было время на проведение всего этого. ВРЕМЯ!
Колдомедик в панике переводит взгляд на календарь. Сегодня уже шестое. Он должен дежурить в больничном крыле вместо Аббот. И… опоздал. Выспался называется.
Отпихнув в сторону ещё не остывший от варки оборотного зелья котёл, Верес кое-как заправил рубашку в шерстяные брюки и выскочил в коридор.
***
Невинный огонёк сигареты единственное, что выдает целителя в темноте зимней ночи. Весь гам голосов остался позади - где-то за обратной стороной железной дороги. Верес выбрал не самый легкий путь - по рельсам - в сторону лодочного причала. Лишь бы рядом было меньше людей.
И с какой же благодатью тишина леса шелестом мягких еловых ветвей подталкивала его к возвращению в теплую кроватку. А вчерашнее совещание в Мунго с этими томными взглядами Гарбо располагало свести все мысли воедино. Но теперь существовало одно блондинистое “но”. То самое - сбежавшее в новый девяносто пятый лишь тенью смутных воспоминаний. Как бы их... сравнить?
— Под темперамент Гарбо не хватает взмаха плетки джаза. Включить пластинку Нины Симон, м-м-м. Движения бедрами в такт какой-нибудь My Baby Just Cares for Me. И терпкое вино… намеренно теплеющее в бокалах, потому что, непременно, размеренный темп ведет к размеренному поцелую, — полная раздумий затяжка, — ну да-да. Сначала свернуть шею торгашу, а потом самому повесится от чувства вины.
Эмиль давится дымом и заходится сухим кашлем. Будь оно неладно: откуда в мире грёз взялся N? Видимо, целитель просто недоспал. Или перенервничал. Ему определенно стоит сделать себе успокаивающий чаёчек в больничном крыле.
— Так.. блондинка с рабочими руками. Точно. Кто такая Одри? Текила… бьет слишком быстро. Ликер… слишком долго. Пожалуй, самбука. Туманит органы чувств. Ей приятно дышать. Она умеет перебирать тонкие струны-нервы лиры фантазий… которыми на корне душит план с Краучем из-за неготовых банок. Впереди Азкабан, потому что Барти снова выкинет метку над замком…
Верес останавливает быстрый шаг на уже откровенных упаднических мыслях и диком желании повеситься на ближайшей ветке.
В нескольких сантиметрах от уха раздается резкий свист. Люмос зажигается на конце палочки мгновенно.
— Кто здесь? — смотрит на раненное стрелой дерево, потом оборачивается. В тенях редких стволов стояло какое-то существо. Аструм срывается выше, медленно плывя к фигуре.
— Уходи отсюда, человек. Мы всё чувствуем.
Блядь. Кентавр.
— Уважаемый.. вы знаете.. это не я, — оправдания без былой твердости голоса звучат почти как мольба.
— Уходи, — существо тянется к колчану, — ты слишком близко.
— Я вас не потревожу. Не надо больше стрелять, — Верес отступает, уводя с собой посланный в даль шар света. Пятится какое-то время, а в голове летает одно: сможет ли сильное протего сожрать посланную стрелу или придется кидаться деревьями? И когда ботинок снова нащупывает расчищенную дорогу, Эмиль нервно вдыхает новую дозу табака.
— Черт знает что…
ненавижу! — звучит слишком четко для прозрачной ауры какого-нибудь детского артефакта по пропуску лекций. Пульсация невидимых нитей ведет Вереса прямо к берегу Черного озера.
— Что за…
Издалека не видно кто там, но в этот раз, явно, это была не полулошадь.
Так повезло лопуху:
Добрую сказку скрошило в труху
Прошло три часа. Вечерний сумрак давно погас в низине, из-за гор выполз месяц, холодный и сухой, как неоновая дуга. На экране озера горят, не моргая, желтые глаза замковых башен, а в наушниках под тяжелую поступь басов слышно "д-д-д-д", монотонно, как стук колес медленно идущего поезда, как секундная стрелка, подъезжающая к последней станции Хогсмид. И больше ничего. Замер даже внутренний диалог.
Изи сидит на скейте, на границе снега и льда, в оцепенении, окутанный тьмой и эфирными помехами. Далеко перед ним, в одной точке где-то на том берегу зияет участок грязи среди ослепительно-амфетаминовой белизны. Его труп лежит там уже несколько дней, а беспокойный дух не в силах покинуть место смерти. В одной руке зажата пластиковая бутылка с зельем. Ему бы щас новый мозг не помешал. Когда конфеты перестали доставлять, он начал коптить камни, а теперь делает глоток лекарства от отходов и получает лишь горький привкус на кончике языка. Не отпускает. Отставляет в сторону. В воспоминаниях появляется голос Ти Райли:
- Чего ты загоняешься? Сегодня даже не вторник. У меня вот тоже голова болела, я приложил кошку и через три дня всё прошло.
Изи реставрирует улыбку на искаженном от напряжения лице, что выглядит как больной оскал. Он подтягивает колени к груди. Дрожащие руки смыкает в замок перед собой, потом обхватывает шею, сдвигает выше, запускает пальцы под шапку в отросшие корни волос, сжимая до побелевших костяшек, фиксируя наклон головы. С шумом вдыхает морозный воздух, и его аж пронимает. Легкие сдавливает обручем. Дыхание прерывается, покрасневшие глаза застилает растаявший снег, но Изи продолжает смотреть вперед.
Сквозь линзу проявляются размытые круги света. Кадры, фразы, лица. А ты еще вспомни случайное утро афтыча, когда два десятка унылых рож - вчера ты с ними обнимался и говорил "Я люблю тебя, брат!" - вот они тебя уже не узнают, и ты их тем более. Висит неловкое молчание под звон тишины, особенно больно сознавать, что отхода только начинаются, ты мгновенно вспоминаешь о всех нерешенных проблемах. Прямо как сейчас. Или как пару дней назад, когда случилось предсказуемое, ты частично умер. По собственной глупости и во благо общего спасения. И никто, абсолютно никто не оценил жертву, потому что произошла иллюзия, потому что ничего не было.
Ничего не было.
Изи думает, что же ему делать сейчас, с сомнением косится на зелье и наблюдает, как мерцают и переливаются звезды внутри полупрозрачной жидкости. Это всё магия. То, что тянет человека на дно. Это она - самый мощный наркотик, причина зла, если бы не она…Ох, Киловатерь божья, если бы не магия, то жизнь стала бы намного справедливее. Магия хочет, чтобы ты подчинял законы мироздания и подчинялся ей. Чем больше ты её используешь, тем больше от нее зависим, никакие 12 шагов не избавят тебя от жажды ее употреблять при каждом удобном случае. Вспомни случайное утро афтыча, когда ты точно так же закинулся лекарством и выпорхнул из клоаки, пока два десятка унылых рож сближались духовно на почве общего страдания. Вспомни, как телепортировался со спота, оставляя райтеров на растерзание полиции. Вспомни, как ты выгнал предков из их собственного дома, угрожая свести с ума. Читер. Ты омерзителен. Получил по заслугам, бумерангом. Хоть кто-то тебя любил вообще? Нет. Вот именно, никто не любит читеров, а читерам на тебя в принципе плевать, поэтому ты один. Недостоин называться настоящим волшебником, нет места среди нормальных людей. Как же ты ошибался…всегда.
Пока злоба, вина и унижение накатывают волнами, выходя из -под контроля, от стен черепной коробки эхом отражается всего одна мысль: ненавижу! ненавижу! ненавижу! Время порвать с этой сукой. Порыв морозного ветра обжигает сознание. Рука сама тянется к бутылке, переворачивает, безжалостно опустошает, замахивается и бросает мусор русалкам. Вот так! Больше не будет радиоактивной ауры, страха в глазах друзей, не будет повода стирать память каждому встречному, как следы своих преступлений. Нахуй это дерьмо. В грядущем тысячелетии не будет места магии. Оглядываясь назад, Изи отчетливо видит, что именно она было тормозом на пути к гармонии, наконец-то, все стало так ясно, так просто. Будет лучше, если гниль вырезать. Короткое мгновение просветления настигло Гуда врасплох, и он судорожно решался сделать последний шаг перед началом чистого листа. Чтоб не было соблазна…Руки на морозе плохо слушаются, но парень достает из кармана куртки волшебную палочку и медленно подносит к глазам. Черное дерево, как жезл фокусника, палочка такая хрупкая, что, наверное, можно раскусить зубами, или разбить об колено. Черное дерево, оно же плотнее воды, а значит утонет в Черном озере, как Экскалибур перед смертью Артура.
За спиной раздается хруст глубокого снега.
— Эй!
Изи дергается в сторону оклика, направляя оружие на источник света.
— Что тут пр.. ты что… опусти-ка палочку. Медленно.
Посторонний на ритуале очищения, точно посланник Мерлина, будь он проклят. В таком месте, в такое время.
— О нет, ты меня не остановишь. - я уже всё выбрал.
Быстро. Двумя руками за оба конца, чтоб сломать, и пусть незнакомый мужик будет свидетелем его решительности.
— Экспеллиармус!
Прицеливается правым глазом. Дуга заклинания повторяет траекторию падающего камня. Ради таких тонких маневров пришлось вспомнить боевую стойку и вытащить сигарету из зубов. Пара сантиметров выше - и чары ударили бы в лоб непутевого забулдыги.
Волшебная палочка незнакомца взмывает вверх, пролетает пару метров и втыкается в нетронутый снег.
— Даже не думай, — рявкает, замечая движение. Вот где, скажите, аргусы, когда они так нужны? С каких таких пор патрулировать улицы должны главы отделов?
Стараясь не допускать вторжения негатива в свой разум, целитель приближается приставными шагами, полностью сосредотачиваясь на ментальном блоке.
— Ты хоть понимаешь что наделал? — нагибается, подбирает улов не сводя наведения с цели, — разбудил кентавров. Перепугал их настолько, что меня чуть там не прибили. Давай. С чем я тебя не остановлю? — шаркая подходит ближе к озеру, — что ты задумал.. — взгляд невидяще шарит по кромке льда, в конечном итоге останавливаясь на огнях противоположного берега, — поднять кальмара со дна унынием.. или познакомиться с водным народом ближе, чем просто с рыбой?
— Ладно, забирай её, так даже проще, — голос не звучал пьяно, скорее обреченно, — и иди куда шел, — парень нагло разворачивается спиной.
— А вот это, — машет чужой палочкой как указкой, — личное! Тебе нельзя позволять кому-то такое, — только тупой студентик мог так легко относится к главному атрибуту волшебника. А заодно - демонстрировать неуважение настолько открыто.
— Я её тебе отдам, — или нет, — но с условием, что ты вернешься в деревню, запрешься в комнате и проспишься, — аккуратно выпытывает, был ли это старший курс, сбежавший из замка после отбоя, или вчерашний выпускник.
— Я же сказал, забирай ее и уходи.
Сначала это чудо пугает пол леса, потом играет в маггла-недотрогу. Что за...
Верес подходит ближе, упирая палочку в спину:
— Финита
Странного вида одежда (дутый серебряный пуховик) не превратилась обратно в мантию. Не обросла шерстью шубы, в которой был сам колдомедик. Вообще ничего не произошло.
— Фините Инкантатем.. — произносит неуверенно, сомневаясь в своем рассудке. Как можно ходить в набитой перьями подушке? Это же чистой воды мортимагия.
— Наигрался? Круто. Завтра я навсегда покину этот мир, и больше не буду расстраивать кентавров, обещаю.
— А? — ослышался, — как это - покинешь? Зачем?
— Ох, мужик, тебя же это не волнует.
Потомок мелкого великана оседает на странную минилавку (скейт), утыкаясь лицом в подобранные коленки.
— Какой-то ты… грустный, — колдомедик склоняет голову, по прежнему дивясь странной зачарованности одежды, — завтра - это уже сегодня. Уж не утопиться ли ты удумал? Ох, — оглядывается в лес, — лишь бы нас тут никто не увидел.
Парниша был прав. Вересу не было дела до конкретной этой - унылой душонки. Но уходить.. чтоб потом труп прибило к замку? Да и долго ли он будет с мыслями собираться, — надо бы его выкинуть подальше от тварей. Где есть кто-то, кто за ним присмотрит… такой как - Редж! Да! Поноют в паре. Идеально.
— Потому что…
Верес бочком двигается ближе, бубнеж был еле слышен.
— Мое место среди таких же, как я, среди обычных людей, магглов, будет намного лучше, лучше-правильнее-справедливее, без лжи, без волшебства. А утром на поезде в грядущее тысячелетие. Ты меня как будто проводить пришел.
— Я вообще на работу шёл, — задумывается над аллегорическим символизмом поезда.. но нет. Этот парниша не настолько умный. Просто подростку-переростку требуется дружеское плечо.
— А почему справедливее без волшебства?
— Среди магглов. Справедливее. Без волшебства, — чеканит, как-будто в первый раз было не понятно, — оно больше не пригодится, вообще, от него одни проблемы.
Аааа…кризис магии! Наличие сотрудников пятого отделения в Хогвартсе просто уже жизненно необходимо:
— Эхх, да, — по-профессорски кивает, — я тоже проходил через это. Сомнения в праве выбора. Тут дело же не только в том что тебя разрывает два мира. А ещё и в том, что можешь ли ты вообще выбирать. Пойдем, — рука ложится на плечо, — я тебе какао сделаю.
— Слушай, ты же на работу шел, — парень приподнимает голову, вглядываясь в наручные часы, — а у меня через два часа отбытие. Давай без меня.
— Как это без тебя?? — строит удивление, — до замка путь далекий. Я один тут заблужусь. Думал найти у кого спросить дорогу, а тут ты как раз, — в словах скользит улыбка, — идем-идем.
Так повезло лопуху:
Добрую сказку скрошило в труху
Парень не оборачивается посмотреть, но на лице мужика непременно должно быть мягко-жутковатое выражение, что-нибудь в духе соцработника, прибывшего по срочному вызову из дурки. Странное дружелюбие в интонациях. Подозрительный тип. Подозрительный, сейчас ведь за полночь, январь, сугробы, злые кентавры, и на самом деле Изер тоже достаточно подозрительный, чтоб пытаться развести его на беседу.
Да что тебе нужно вообще? Какое нахрен какао, зачем это всё, в каком смысле ты, мужик, заблудишься?
И еще…а, черт с ним. Собеседник - плод какой-то совершенно невозможной реальности, и с ним бесполезно спорить. Башка горит от напряжения, как при температуре, после лоботомии, дыхание выравнивается с помощью пентагонских калибровок, мягкий рукав куртки выполняет роль глушителя истерик, и рейвер держит себя в руках в прямом смысле. Он сильнее замыкается в плотный комок стресса, в попытке абстрагироваться, игнорировать мужика и запихать свой рассудок под непроницаемый купол. Он не понимает, что сильнее всего бесит, беспомощная ситуация, или он сам, так опрометчиво позволивший развязать себе язык. Ему просто хотелось высказать всё себе, так получилось, что вслух. Ничего мутный тип не изменит, назад пути нет, так что
Хватит меня трогать.
Отвали.
Исчезни.
Чужие пальцы отпускают плечо. А потом - внезапно - становится так легко внутри, от нахлынувшей пустоты, как при выходе в астрал. Ситуация вконец теряет значение. Гуд неохотно поднимается, будто пробуждаясь от векового сна, его тянут в сторону - и он тащится следом, еле успев подцепить скейт.
—Ага-а, чел, я всё понял, — Он задумчиво вглядывается в путь, еле освещенный луной. Тонкая полоса дороги, слева отороченная беспросветным горным лесом, делает нехилый такой крюк вокруг озера. Все следы заметет ночью, и вряд-ли работника Министерства хватятся в Хогвартсе к завтрашнему утру. Его здесь даже не должно быть. И не будет.
Они идут неторопливо и молча, выбираются из сугробов на мостовую, все дальше удаляются от одиноких фонарей станции Хогсмид и черных силуэтов спящей деревни. Изи чувствует себя будто не до конца в сознании, в странном оцепенении даже мысли, вязко перетекающие одна в другую. Парень волочит взгляд по земле и держит руки в карманах.
Я думаю, а не похер-ли мне.
Он бы не стал дергаться, даже если бы перед ним выскочило стадо воинственных кентавров с претензиями. Но все оставалось по-прежнему. Исподлобья видно, как размываются границы пейзажа, как ночь замирает в бесконечной меланхолии. Так не хочется достигать цели, когда можно бесконечно шагать по дороге в никуда. Но нужно сделать это, раз и навсегда. Сквозь скрип веток кажется не то стон, не то плач, далекий вой, крик совы, тихий звон в ушах. Беззвучно падают снежинки, стекая по лицу, на мерзкую холодную воду тоже плевать. В кулаке, вместо палочки, зажата единственная связь с реальностью - билет на Хогвартс экспресс на 3 часа утра, - вот, что действительно имеет значение. Улика и последнее воспоминание об этом мире.
Надо достигнуть цели, иначе бы он не посмел:
— Ну и когда ты меня собираешься прикончить? - так безжизненно, что даже на вопрос не похоже. Изи замедляет ход, когда они оказываются ровно в полпути до главных ворот. - Сейчас или за чашечкой?
— Что за вопросы, право слово. Все понимаю, тяжелый день. Тяжелые решения. Но я человек взглядов широких, глядишь, поладим.
Изер недоверчиво усмехается.
— Многие проходят через это “неприятие”. И я в том числе стоял на таком распутье. Вот, кстати, многим ли магглам ты в своем возрасте стёр память?
Чего, блять?
— А ты странный. Конечно, здорово, что в Хоге появился школьный психолог, но мне не нужна помощь. Я уже все без тебя решил.
— Так… а что тебя вообще толкнуло к этой… дилемме?
— А что тебя толкнуло лезть в чужие дела? - Изи уходит в оборону.
— Понимаешь… мне обидно видеть ту потерянность, которая от тебя идет до сих пор. И мне в свое время с таким же помогли. Вытащили. Я не знаю, насколько гожусь в просветители.
Я как Христос, искушаемый в пустыне. Сотона, посланник Мерлина, отойди от меня.
Посланник Мерлина принимает молчание как зеленый свет:
— НО! … вот как-то у нас в доме завелись гули. Хотя, как в доме.. в земельных владениях. Делить своё с какой-то тварью я, конечно же, не хотел. Ну представь: выходишь ты на прогулку и без палочки никуда. В тебя летят ветки, шишки, вытащенные из клумб растения. Они то считают, что это их территория, пометили и - всё одно сплошное гнездо. Что я только не испробовал. Заливал дырки в земле ядами, поджигал. Что-то мастерил - типо как - ядреную смесь селитры в прыгучей луковице с инсендио. Пока в один день они просто не исчезли. Я на пробежку - а их нет. Отлично, думаю. Вот это я справился! — замолкает, отстреливая бычок в кусты, — оказалось! Им действительно не очень понравились мои потуги. И поэтому они переместились на кладбище ближайшей деревеньки. Ну и что ты думаешь? Какое было у магглов удивление, что ни цветочки на могилу не положить, ни тропинки не подмести. Вызвали rendőrség, которые, ну знаешь - как аргусы в Британии, только у магглов. Началось расследование. Через неделю приходят в дом разбираться уже из Министерства. Мой, эмм… дед, тогда как раз затянул мне долгую и нудную лекцию, смысл которой, я понял только через много лет. У нас с тобой - есть особый дар. У нас с тобой есть обязательство хранить наш мир. Ты вот сейчас потревожил естественный ход вещей своим сомнением. Это нормально, но тебе надо, как корню асфодея, немного повариться в маггловском обществе, чтобы понять насколько оно… слабое.
Сперва Изи пытается вспомнить, что такое гули, но быстро забивает. Главное не потерять посыл. И он не потерял, хотя и прифигел. Только что этот наставник признал свою вину в произошедшем и выкрутил мораль наизнанку. Остается только вздохнуть. Рейвер смотрит на горизонт, пытается сформулировать достойный отпор, но его следующие слова даются ему тяжело, словно проявляются на старинной фотографии:
— …не надо, я и так живу, в маггловском обществе, каждый день, я вижу, как магия ему вредит. И знаешь, это ведь не волшебные твари их задирают, не боггарт под кровать утаскивает, и не аномалии сводят с ума. Естественный ход нарушают такие как ты, - указывает в Вереса, - и я.
Проблема в элитаризме. Ты думаешь, что мы избранные, супергерои блин, у нас есть сила и ответственность, но представь, что на самом деле мы никому ничего не должны. Мы такие же люди, если не хуже. Ты выжил гулей из своего дома на кладбон неосознанно. А целая куча волшебников сознательно играет с магглами, порой жестоко. Столько раз… Магии невозможно сопротивляться, это зависимость, реально, мы могли бы править миром, как какие-нибудь массоны-рептилоиды. Думал я. - Изи начинает ловить флэшбеки, все больше теряя контроль над базаром. - Пока, пару дней назад, она не показала, кто мы есть на самом деле. И сделала вид, что ничего не было. Просто, мать твою, поигралась и бросила! Цирк ебучий. Вон там, - Показывает на кусок еще не заметенной грязи вдалеке, - Никто не мог разрулить ситуацию. А я пытался. Меня погрыз гигантский паук, овердоз доставлял неиллюзорно, и я успел испытать внетелесный опыт с темным тоннелем и светом в конце, а потом - хлоп! - ничего, оказывается, не было! —благодаря мне же. — Святые сникеры, магический бэдтрип в разы хуже наркотического. Хрен там я дальше буду юзать магию. Маггломиру только на одну проблему меньше.
— Я и не знал.. что все это.. так тебя… выбило из колеи. Магия же не изучена до конца. Самая страшная правда именно в факте её присутствия. В ответственности.
Да ты вообще слушал?! Зачем я тебя слушал?
Мужик тормозит рейвера за локоть.
— Послушай, парень. Не отрекайся от дара. Ты же понимаешь, что послав магию на хер, ты от неё не избавишься? Только будешь жить во лжи. В притворстве: кентавров нет, боггартов нет, того нет, сего нет. — тебя нет.—Сознательное отупление это блажь для везучих. Ты не тупой. Очнись. Раскрой глаза на правду - палочка выбрала тебя, —а не я ее.—потому что ты волшебник. Ну столкнулся с незнакомой магией - пытался сражаться и проиграл. Значит, мало старался. А сейчас бежишь на поезд. Так ведь поступают только трусы. И черт с этой избранностью. Чтобы ты делал, если бы этот цирк приехал к магглам? К твоим, я не знаю, друзьям? Тот кто притащил эту хрень - наверняка такой же маг как и я ты, - вот он виноват в свистопляске. —обычно виноват я, —И в твоей власти, — мужик торжественно вручает палочку, — противостоять угрозе, — уничтожить ее.
Гуд молча ломает ей позвоночник.
хруст
Он ничего не чувствует. Вспыхивает и затухает последняя искра магии в артефакте, как предсмертный хрип, а потом деревянные волокна отслаиваются, разрываясь, и наружу вылазят ее внутренности, серые, облезлые и щетинистые останки пера. Она безоговорочно мертва. Изер прячет ее труп в карман пуховика.
Треск.
Магический пшик.
Сухие брызги деревянной крошки взвились вверх и растворились в воздухе.
— к-как.. тт-ты.. з-зза.. — свои заикания Верес прерывает звонким хлопком по лбу. Мерлин правый. Перед кем вот он вот только что пояснял за магию? Но хоть капля разума должна же быть в этом подростке!
— Ты что, блять, — резво шагает вперед. Подзатыльник летит без хоть какого-то контроля силы, — делаешь такое!
— Сходи нахуй.
От обратного толчка в грудь целитель отшатывается, но равновесие сохраняет. Поднятый средний палец подростка застывает перед глазами.
— Погоди-ка… — подозрительный прищур, каким обычно смотрит на лгущих ему в лицо пациентов, — этот жест, этот сленг..
— Ты же тот хер из шатра. Дементор!
— И тебе привет.
Эмиль и забыл какими мразотными бывают эти вежливые улыбающиеся британцы. Нет, парень не выставил на показ все свои 32 костных образования. Но дрогнувший уголок губ был явной насмешкой. Унизительным пренебрежением. “Ну и что ты мне сделаешь?” — вот, что на самом деле значила эта ухмылка. Дети борзеют на глазах. А вырастают из них то, что принято сейчас считать основой общества: эгоцентристы с самомнением Мерлина!
Верес потрясенно пятится. Что на самом деле он может тут сделать? Наорать? Привести к директору? С таким детиной он справится только магией, а на студентах её применять, наверное, не рекомендуется.
— У тебя был шанс отомстить, бумер в пальто. Ты его упустил. А больше мы, я надеюсь, никогда не пересечемся. Бывай.
Неприятное осознание ошибки заставляет кровь прилить к ушам. Снова: трата времени, сил, треклятых слов, а человек даже на секунду не задумался. Таких только могила исправит. Или хорошая трепка.
— А ну подошёл сюда.
Колдомедик распахивает пальто, расстегивая пряжку ремня.
— Воу.. чел.
— Дамблдора тут нет. Территория свободна от надзора, — отчетливый вжих, и ремень ловко выдергивается из шлевки, — я тебе сейчас покажу, что такое старших не уважать.
— Окей, — подросток хватает плоскую подставку для цветов двумя руками, — а я ща подойду и тебе доской втащу так, что ты ногами накроешься.
— Страх потерял? — складывает ремень пополам, сжимая кожу до хруста, — а ну живо..
— Ты мне никто, засунь себе ремень в задницу и не позорься.
Ремень оживает. Вильнув с руки, зависает извивающийся змеей в воздухе. Перекручиваясь и корчась в замысловатые петли, он собирается в плотную спираль. Из центра, подобно дрессированной кобре факира, поднимается пряжка, и резко наметив цель, замирает в одной точке, ожидая приказа. Колдомедик довольно щелкает языком:
— Оппуньо.
— Да ты охуеее
Теперь на фигуре можно было четко разглядеть капюшон. А ещё: отсутствие ног и неестественно длинные руки с костлявой пятерней пальцев.
*You will show a little fuckin' respect*
Так повезло лопуху:
Добрую сказку скрошило в труху
– Прально…вали. - Гуд ищет место, где только что был психованный чувак, а этого места теперь не видно. Нихрена не видно уже. В глазах становится так пусто и ослепительно, как бывает перед отключкой. Вместе с наступлением темноты, подкатила тошнота, подъехало головокружение, пиздец подкрался. Наверное, к темноте можно привыкнуть, но от астральной ловушки Изи, едва сделав шаг, оступается и падает в глубокую серотониновую яму. И летит вниз, летит - сколько еще? - пока не понимает, что движение ему лишь кажется, все вокруг иллюзия американских горок в лондонском метро, ничего, кроме подавленности.
На самом же деле он стоит на коленях в очень ограниченном пространстве. Стены и потолок выкрашены в цвет бездны, свежая краска воняет отчаянием. Он понимает, что все кончено, до того, как это видит, а еще раньше - слышит сквозь туман шипящее колесо. Кто знает, что это, черт возьми, такое? Скользящее движение через неподвижный воздух/ сухой азот, от которого немеют пальцы на руках, от горячего дыхания отслаивается кожа, снег перестал таять, жесткий, как песок, вонзается под ногти, мерзкие щупальца холодной воды проникают за шиворот. В этот момент включается кислотное видение, которому не нужен свет, чтоб проявить на сетчатку то, что находится за ней.
Только не это.
Мысли вскипают, разлагаются на паттерны, конвульсии мертвых цветов, смешанные вместе, как еда в блендере, сменяются круг за кругом так быстро, до потери ориентации, пока, наконец, не рвутся наружу. Его рот был открыт. Потребовалось усилие, чтобы закрыть, впрочем, не надолго. Изера выворачивает на снег, он долго кашляет от привкуса горьких лекарств. Затем медленно поднимает взгляд и отшатывается с ужасом, настолько простым, что можно описать его одним словом: нет. Нет.
– Нет, - Испускает облако пара.
Траурная ветошь несется мимо, хищно выдергивает пунктирный штрих радости и пожирает со свистом черной дыры. Серебряные нити размокают в толще пространства после извлечения из головы, а в груди образуется нечто вроде дупла от удаленного зуба. Изи валится на бок, зажимает уши руками, но тут же хватается за сердце. Истерика душит невидимой рукой, и каждый вдох отдает острой болью за ребрами. Гуд сворачивается в комок нервов.
Черт, вытащи это из меня.
Он уже готов добровольно, - только быстро, - пережить самое тяжелое воспоминание, которое у него есть – а таких нет. В его распоряжении остался только настоящий момент. Всё, как он любил. Здесь и Сейчас. Кайрос, сука. Пробует взять себя в руки. Вытирает сопли. Напряженно улыбается/скалится, завинчивает крышку, пока не сводит челюсть. Вот так. Ничто не может заставить его отступить, он запрещает себе падать духом. Это всего-лишь налет дементора. Пфф, минутная слабость. Э = Экстази, он одиночка, бунтарь, ему никто не нужен, он нужен всем. Да, возможно, бумер в пальто мог бы ему помочь. Нет, Изи сам выбрал послать его нахуй. Да, возможно, палочка могла бы ему помочь. Нет, он сам выбрал послать ее нахуй. Ти Райли, Энию, Грейс, предков, работу, отчеты, бэд-трипы, сеанс авангардного кино. Всех нахуй, он выбрал и уничтожил все плохое в своей жизни. Он счастлив. Он так счастлив, что слов нет, воздуха на них не хватает, а экран от смыслового голодания покрывается бензиновой радугой. Способность моргать исчезает последней, при этом глаза стекленеют, даже больше привычного. И так каждый раз, вроде, он умирал довольно часто: в домашнем туалете, в клубном туалете, за решеткой, однажды ночевал в мусорном контейнере, сгорал от психоза при исполнении, ампутировал себе память на живую, прямо во время депрессивных эпизодов, что, естественно, сбивало его с толку и приходилось начинать все заново. Он царапает лицо ногтями, сдирая гримасу счастья. Думает, а почему бы и нет? В новом 21 веке его никто не ждет, возвращаться - только в убогую квартиру, в которой даже он сам не живет. Страшно признаться, ему никогда не было так ПЛОХО. А может было, но давно и неправда.
-Многим-ли магглам ты стер память? - Раздается из наушников, висящих на шее.
– Это не я. - В зеркальном тоннеле отражается бледная морда в красных очках. - Мне тоже стерли память.
В одной руке сжата пустая банка из-под газировки с тусклым свечением на дне. "Трансмиссия 1994" написано на пластыре маркером, как подписывают кассеты. Другой рукой Гуд снова держит палочку у виска, как нож, острием которого он только что выпилил часть себя. На лице немой вопрос "Что я делаю?" Ебучие две дорожки от слёз остались, но в глазах уже отсутствует прежний смысл. В шкафу выстроились тары от пищевой химии, их много, ими забит почти весь шкаф. Рейвер ставит банку рядом с бутылкой от Спрайта и закрывает дверь. На вопрос есть универсальный ответ: "Ничего не было".
Не борись с этим. Не принимай и не отвергай, плыви по течению. А ты слышал, что дементор способен лишить человека магии? Да, в процессе он лишает души, но, по-моему, это не так уж и плохо. Ты же не веришь в душу. Значит, тебе нечего терять. Потом сотрешь себе память. Ах да, ты же больше не можешь. Повысишь дозу?
Из уже не сомневается, что сходит с ума. Желание сдохнуть возникает столь рутинно, что легко допускается. Почему бы и нет? Тогда он слепо шарит у себя по карманам, настойчиво перебирает мусор дрожащими пальцами, пока не осязает знакомую форму.
Я хочу тебя прямо сейчас. Мы будем всегда вместе, только ты и я, одно целое, и даже смерть нас не разлучит.
Гуд без колебаний засовывает восьми-миллиметровую розовую таблетку под язык. Он догадывается, что произойдет первым: последний приход или глубокий отдых. Глубокий отдых. Агония длится так долго, что уже напоминает коматоз. Осталось потерпеть совсем чуть-чуть. Излет. Короткое замыкание. Свет в конце тоннеля.
Нащупав ледяную решетку ворот, Верес вцепился в неё мертвой хваткой, согнувшись пополам. Часто дыша, он кашлял, будто бы не аппарировал, а пробежал эти пару километров. Кто бы мог подумать, что настанет тот день, когда вечно недовольный колдомедик возрадуется Хогвартсу и его защитным чарам.
Перед глазами, в такт заходившегося ритма сердца, вспыхивали блики вопросов “а что, если”: не заметил опасности; не смог бы трансгрессировать; остался бы в трактире - пришел вовремя или, вовсе, проспал сегодняшнюю смену.
И, вдруг, он понял, что улыбается. Губы сами расплылись в нервной, дрожащей улыбке. Адреналин разлился искренним, рвущим грудную клетку счастьем. Хотелось смеяться, забывшись обо всем.
— Вот это да… — он все ещё пытался отдышаться, но голос был полон восторга, — уууф, парень! Тебе стоит поучиться контролю. Я не думал, что.. — разворачивается, в полной уверенности, что выскочка стоит за спиной.
Сердце останавливает бег и ухает вниз. Студента там не было.
Вызвать авроров Верес догадался сразу, как отпер ворота. Легкая паническая пробежка с бьющимся в висках давлением заканчивается продолжительным скольжением ботинок по снегу.
— Идиот! — чары сигнальных искр замирают на языке, — если они придут, будет скандал. Дети только с каникул вернулись. Турнир.. Дамблдор… — хоть замок и скрывался за тонкими ветвями деревьев, колдомедик готов был поклясться, что из окон самой страшной башни льется свет. И тут же - он был готов отдать руку под трибунал гильотины - тень скалящейся ясноглазой фигуры деда-фанатика наблюдала за ним. Директор в этот раз точно вызовет к себе — и Синистра не отмолит своей харизмой от разговора тет-а-тет.
— Мать твою, — сплевывает в снег, резко развернувшись обратно к воротам.
Большую часть прикроватной тумбочки заняла керосиновая горелка. На старой, закопченной поверхности конфорки стояла широкая, совсем не по размеру, металлическая миска. Верес, пережевывая фундук, медленно помешивал тягучее содержимое, не давая ему закипеть. Движение абсолютно механическое, не требующие детальной концентрации — но как же, черт возьми, сейчас ему было спокойно.
Главный инструмент последних сорока минут - иглу с тонкой нитью - он воткнул в картон раскрытой коробки шоколадных конфет. Хрустящие фантики с откормленным довольным нюхлером валялись на инструментальном столе вместе с окровавленными кусками ваты разных размеров.
Невидящий взгляд колдомедика застыл на подростке-переростке: пижамная рубашка была натянута только на одну руку. Вторая, полностью забинтованная, прижата к худощавому телу.
— Пара дней успокаивающих компрессов и шрамы исчезнут, но… — хмурится, стирая щекочущие виски капли пота тыльной стороной ладони. По-прежнему оставался деликатный вопрос об оформлении ребенка в Мунго. В целом, Верес остался вполне доволен своей работой: швы вышли ровными, а бадьян связал плотные ткани.
— .. но ты потрясающе невезучий парень.
Пациент зашевелился, пытаясь перевернуться.
— Шшш-ш, — он отвлекается от жижи, приплюскивая припарки сильней. Желтый сок трав побежал по бинтам, раскрашивая чистую простынь.
Веки семикурсника дрогнули, заставив целителя отодвинуть ванночку на дальний край, чтобы внезапно проснувшийся не отключился снова. Бледно-красная жидкость с плавающими частицами одежды и фигурно-тонкими лоскутами кожи не поможет в дальнейших объяснениях.
— Доброе утро, — звучит мягким, приободряющим басом, — с возвращением из мира грез в действительность, — щелчок, и огонь, вспыхнув особенно ярко в последний раз, тухнет с хлопком, — ох и доставил ты мне хлопот.
Верес оглядывается по сторонам и, не найдя альтернативы, использует свой фартук как прихватку, разливая тягучую коричневую жидкость, пока студент приходит в себя.
— С таким ментальным даром, тебе стоит брать дополнительные уроки. Тренироваться, понимаешь? Оценивать последствия, в конце-то концов. Кентавр был для меня сюрпризом, но та тварь… Я хочу надеяться, что у тебя в голове не было изначального плана собрать с десяток дементоров на берегу озера, а потом - ХОБА - авроры бы нашли твое бездушное тело со сломанной палочкой. Преступление без свидетелей, — цыкает, качая головой, — ты поступил очень нехорошо.
Пар разнёс сахарно-шоколадный запах по всему Больничному крылу. Из-за ширмы высунулось заинтересованное личико Тессы:
— Он уже… всё?
— Мисс Донован, прошу Вас, — возмущенный тон целитель сопровождает осуждающим взглядом, — держите вам шоколада и сходите на перерыв. Я вижу пятна крови отмылись? Отлично постарались.
— Я просто переоделась.
— Чудесно, — вручает чашку, — дайте нам время.
— Выздоравливай.. те.
Кроткая душа поспешно скрылась, забрав и гору полотенец, спрятанных под осеннее пальто.
— Бедняжка тебя переодевала. Чуть в обморок не упала, когда, кхм.. ты оказался тут. Осторожно, горячо, — он присаживается на край кровати у ног студента, — только в левую руку бери. Память вернулась?
Так повезло лопуху:
Добрую сказку скрошило в труху
В церебральных руинах висит точка отсчета вселенной, невидимый зародыш “?”. Получается, в начале был вопрос, и вопрос был у бога, и вопрос был: если ты убьешь себя, станешь-ли ты богом, который убил себя? Раз ты можешь всё, просто берешь и не существуешь. Конечно, такой расклад идеален, захотел - и получил, если бы смерть достигалась силой отключения мысли. Но ты задал первый вопрос и совершил роковую ошибку. В панике ты начинаешь требовать отката, и сам же порождаешь новые импульсы. “Скоро уже? Отключайся! Хватит думать!” Всё. Точка невозврата упущена.
На месте вечного покоя гремит Большой Взрыв. Круговорот совершается, Вселенная расширяется, так молниеносно, что пустота не успевает подвинуться, проламывает подсознание, выталкивает глубину изнутри, отражается от реальности, пространство-время смыкается волнами, изначально и бесконечно, бессмысленно и беспощадно. Ну что ж, больной торчок, вот ты и здесь. С Днем возрождения. Это надо было перепутать свет в конце тоннеля с фарой встречного поезда! Первый осмысленный вдох лишает всяческого желания продолжать. Малейшее движение мыслью отзывается жжением в груди и электронными перегрузами в ушах. Вопросы заполняют каждый угол, потому что канцелярия не успевает отвечать на все, и тем приходится томиться в очереди с номерным талончиком. Не так быстро, тут всем только спросить. Синхронизация продолжается, периодически центр получает отклик от органов чувств. Состояние плачевное. Возвращается и медленный стук колес, а как же без него. Когда "д-д-д-д" меняет форму аудиоволны, то память отвечает: это стучит ложка о железную кастрюлю. Приехали. Остановка 21 век. Гуд выходит из криостазиса, как курица из морозилки, едва осознавая себя в горизонтальном положении. Голос диктора 60-х бубнит на фоне, при этом сам себе создает помехи.
– Шшшш.
Пахнет тошнотворно. Медицинские зелья, кровь и что это сладкое? Фу блять. Куда он попал? Тело не чувствуется единым целым, поэтому Изи решает для начала открыть глаза. Резко.
“Я жив. Вот непруха!”
Он смотрит на солнце, и ему кажется, будто за окном бледный ослепительный свет, а в комнате абсолютно темно, и это не галлюцинации, он так окружение теперь воспринимает. "Хорошо хоть я не в гробу проснулся". Типичная его мысль. Всякий раз, когда случается некоторое дерьмо, Изи думает "Хорошо хоть…вставить очевидный плюс... " и возвращался в норму. На этот раз лайфхак не сработал, а, наоборот, стало максимально плевать на любые плюсы. Наоборот, он думал, что мог бы позаботиться заранее, взять с собой пистолет. Может, вся боль из-за дефицита свинца в организме? Положить ствол в рот, ощутить вкус пули. Как же хочется снова заснуть и не просыпаться.
–Доброе утро, - Вновь подключается диктор, оказавшись бумером в фартуке. И продолжает вести эфир на своей волне. Изи слушает его с пустым лицом, тем временем в выгоревшей системе происходит: “Кэп, мы ее потеряли”, Что?, “Правая кисть пропала с радаров.”, “Удалось поймать сигнал бедствия.”, “Из выживших осталось двое пальцев, мизинец и безымянный передают привет Кэпу и шлют его на средний”. Равнодушно осмотрев огрызок от руки, суицидник замечает на себе больничную пижаму и не подает признаков возмущения. Он устал реагировать. Кентавры, авроры, дементоры. Инфаркт.
–Ты поступил очень нехорошо. - заканчивает монолог доктор Хуй-с-горы.
Следом в палату заглядывает его подчиненная, только для того, чтоб узнать об успехе самовыпила пациента. Раз она переодевала, стопудова она прибрала к рукам всю наркоту из курточки. Пусть забирает, ей дурь больше пригодится. А что за говно бумер сварил? Только хуже делает. Из-за экстази, сожранной накануне, трубки с крэком, скуренной еще раньше, и встречи с дементором, тошнило от любого постороннего запаха, а тут под носом оказывается приторное, горячее, сладкое…какао. Терпеть нет сил. Гуд закрывает глаза и медленно погружается на глубину, оставляя целителя с протянутой чашкой и без ответа.
— Фью, хэй. За идиота меня не считай. Я прекрасно вижу, что ты притворяешься. Пей давай. Тебе нужен шоколад. Не говоря о крововосполняющем зелье… тебе помочь встать? Эй? ЭЙ!
В Марианской впадине звуков нет, только темный, внутриутробный гул земли, вибрация тысяч километров водной толщи, давящей на череп. Ощущение мгновенно пропадает от попыток бумера растрясти пациента за руку.
— Мне нужно знать, что ты помнишь.
– А мне не нужно. - Слабо выговаривает Гуд. - Все равно опоздал. Не трогай меня, я спать.
Три. Два. Один.
— ДОНОВАААН.
Ну и мудак! От его крика стекла зазвенели. Гуд раздраженно хнычет и накрывает голову подушкой, чтоб уж точно больше ничего не видеть и не слышать, со слабым шансом, что его оставят в покое хотя бы навеки.
Она прошла за шторку тихо, на носочках тонких балеток. Глупо держала в себе надежду, что пациент уснул, несмотря на все случившееся вопли колдомедика. Наивный дяденька всерьез принял его за школьника и потребовал карточку. Тесс же смутно припоминала черты лица, кажется, они вместе учились в Хогвартсе пару лет. Но она подыграла колдомедику, указав на написанное на резинке трусов имя "Томми Хилфингер". Тесс всегда забавляло, что волшебники, оторванные от магловской жизни, так легко обманываются. Но, если быть до конца честной с собой, просто вспомнилась сцена из "Назад в будущее" и как никогда была заинтересована в том, чтобы узнать кто же такой этот свалившийся в ночь "Келвин Кляйн".
Томми открывает глаза и резво приподнимается на локтях. Сколько бы усилий ему это ни стоило, он тут же матерится и падает на подушки обратно. Тесс семенит к кровати, ставит дымящийся стакан на тумбочку и суетливо поправляет одеяло.
- Не можешь уснуть?. - она наклоняется ближе, чтоб мягко подтолкнуть уголок мелкой подушки под его шею.
- Я тоже этим страдаю. Столько мыслей..
Тесс невольно встречается с его голубыми глазами, с холодным и, режущим лазером, взглядом, в котором читает и потерянность, и усталость, и не озвученный вопрос "ты кто такая?". Она смеётся, находя в пациенте отсылку на Циклопа - героя Марвеловских комиксов. Так вот зачем ты носишь эти спортивные очки!
- Я ещё не решила как к тебе обращаться - Томми, Келвин или Скотт, а ты уже завалил меня вопросами, - скромно убирает прядь волос за ухо и отстраняется.
- Меня зовут Тереза, хотя, ты может помнить меня под именем Дженни? Хит 84 года, - жмурится она и напевает мурча:
- М-м-м, то дорогою и кланом, м-м-м, от тебя не отступлюсь, м-м-м, для брака по расчету отпустить не соглашусь. Помнишь?
"Томми" щурится и со своими синяками под глазами становится похожим на панду, подозревающую, что её бамбук был съеден кем-то другим.
- Песня - говно. Это ты обыскала меня? Или он?
- Тебя волнует пакет перетертых зеленых камешков? - Тесс повела плечиком и села рядом.
- Или девятнадцатый глок?
- Ты меня шантажировать собираешься? - звучит не без раздражения.
- Разве я похожа на того, кто способен шантажировать? - достает из большого кармана медицинского халата скомканный, оторванный наспех, листок.
- Вот, я всё записала, для учета: сто двадцать фунтов стерлингов, пять сиклей, две половины одной волшебной палочки, - она с изумлением косится на "Томми", будто и не сама список составляла.
- Связка ключей, билет на поезд, пейджер без двух кнопок, плеер с электронной музыкой, ой, кстати! Мне очень понравился трек со свистом пластика. Прям мурашки табуном побежали по коже, остальное - не очень. И да, тебе бы филипсы купить. В них басы лучше. Таак, кепсы, жвачка, ну, чтобы ты знал, жвачки у тебя уже нет, игрушка йо-йо, журнал Максимаг от этого месяца и дальше, - она мнет клочок бумаги в руке, все сомневаясь, что поступила правильно. И всё же гордо поднимает голову и смотрит прямо в глаза.
- Я не записывала. Мы оба понимаем, что там. Список я показала целителю, так как он просил. Не знаю, что он из этого понял, но вот остальное хранится у меня и об этом никто не знает.
Кладет слепленный бумажный шарик на одеяло и тянется к стакану.
- Если хочешь остальное, то забирай. Вдруг тебе понравится, - он снова приподнимается через силу, - можно я уже домой пойду?
- Да, можно. У меня есть разрешение тебя отпустить вот в таком пижамном виде, провести до выхода и выставить на мороз, а пока ты будешь брести за школьную территорию, составить заявление на отказ от лечения. Но для этого есть условие. На вот тебе, это какие-то перемешанные травы, колдомедик просил передать. Если честно, он просил влить это в тебя через любую дырку, но это грубо. Думаю, ты и сам справишься.
Тесс взяла в руки мед карточку и поставила пометку о приеме лекарства.
- Не хочу быть как назойливая продавщица бутика. Знаешь, те, которые пытаются что-то впихнуть. Но у нас с тобой может быть уговор, ты выпиваешь всё до конца, а я останусь с тобой, пока тебе чуть-чуть не полегчает. И тогда, не сомневайся, проведу тебя через авроров.
- Ебать эту жизнь, - шипит с крайне недовольным видом, наотмашь хватает стакан, расплескивая по пути, опрокидывает залпом, будто это виски, стирает рукавом. Падает обратно и устанавливает стакан себе на лоб, как надгробие, и переводит внимание на потолок.
Тесс уже было подалась вперед, убрать если не желтые пятна настойки с простыни, так хоть крупные раскрывшиеся чаинки, но передумала. Если "Томми" так комфортнее, пускай лежит. А вот стакан она всё таки переставила, аргументируя безопасностью приема лекарств в стеклянных тарах.
Томми больше не заговорил: только лежал с пустым взглядом. Тесса забеспокоилась, но её уже научили не делать поспешных выводов. У марвеловского Циклопа тоже же были такие моменты в комиксах!. Ведь были же?. Она побоялась потревожить хрупкое спокойствие пациента, но если он всё-таки умер, ей сложно будет объяснить, почему она ничего не предприняла.
- Перед сном мысли кусаются болотными мошками! - вдруг выпаливает она на одном дыхании и в остекленевших глазах на миг расширяются зрачки.
Обрадованная Тесс пациента касаться боится, но подсаживается ближе - чтобы точно понимать, что он жив.
- Мне даже кажется, что каждая вылетает в одно ухо и вылетает из другого. С таким вжж-ж. Знаешь, что я тогда делаю? Прикрываю глаза. Нет. Зажмуриваюсь так, сильно-сильно, - показывает на своём примере.
- И слышу, вот прямо как сейчас, как где-то вдалеке шумит по рельсам моста несущийся Хогвартс-экспресс. И я представляю, что сейчас я не в своей одинокой кровати, а там - в мерно качающимся вагоне поезда. И мне уютно в этом выстроенном воображением коконе. Сладко засыпается, даже когда неспокойное море несёт к берегам новой Англии. Даже когда вокруг меня всё неспокойно, играет музыка или шумит толпа, это покачивание уносит к станции Хогсмид.
Она открывает один глаз - Томми так и не пошевелился. Он всё же уснул.
Не теряя времени, Тереза вскакивает с места, сметая с тумбочки всё оставленное колдомедиком. Заворачивает все в окровавленную одежду и спешно скрывается за шторкой. Надо доложить как можно скорее. У них оставалось всё меньше времени.
четыре часа поутру шестого января
Это был не первый раз, когда она ждала кого-то после операции. Ничего страшного в расщепе нет. Прошла пара часов пока они ждали подписей и Тесс успела подтвердить с Вересом, что она будет той, кто подпишет документы на выписку. Она как рассудила: три дня на костерост будет предостаточно. Если он будет хорошо себя вести, можно и раньше отпустить. Пистолет и заменитель счастливого настроения она оставила в замке, в запертом чарами сундуке. Никто же не будет копаться в её вещах? А если и будут - кто поймет, что там такое? Тем более пули из обоймы она принесла с собой.
Она забежала в буфет за завтраком не для себя, а для Томми. Потом вспомнила, что такие как он обычно не завтракают. Поэтому побежала отдавать упакованные в пергамент сэндвичи первому попавшемуся человеку на улице. Беззубый обросший старик был рад такому подарку, и поблагодарил за христианскую щедрость в предверии праздника, при этом в спину громко обозначил другую дату рождества Христа.
Но Тесс была уже в кофейне, заказывая широкобокий, облитый глазурью и начиненный ванильным кремом, пончик. Чем больше глюкозы, тем лучше!. И кофе с шестью ложками сахара - и ему и себе она сделает уже на этаже.
В общей палате она была той, на кого были обращены все взгляды проснувшихся и неложившихся. Источая запах утра с двух чашек, она держала вафельный пакет в зубах. Томми уже проснулся и удивительно, что не сбежал.
- Привет!. - сияет она удивительной жизнерадостностью.
- Завтрак для тебя и доброе утро для меня. Как твои дела, как ты себя чувствуешь? Голова не болит?
Она было потянулась пригладить растрепанный хохолок его светлых волос, но что-то в глазах Циклопа заставило её передумать.
Чтоб погрузиться в сюрреалистичное кино…
Он не знал, сколько часов или дней. Медленно пережевывая свой транс. Просветы четкости – как свежий вкус мяты. Изи смотрел записи с ментального дна; пробирался сквозь тени эмоций, что стелились внахлест под порывами ураганного ветра. Проблемы в навязчивых деталях. Симфонии ужаса, зацикленные в бесконечность. А потом образы начали путаться, и от него не осталось уже ничего – одно настроение. Его кто-то ввел в состояние Оз-фактора. Выключил зельем, там, в больничном крыле. Грубо сработано. Слизеринский стиль…
В следующий раз он проснулся, когда в церебральных руинах проблеснуло осознание новизны, и перед мысленным взором построился упрощенный слепок реальности. Белые стены и потолок, обстановка 19 века, как в фильмах ужасов про психбольницы, только относительно новая и уютная. А, главное, еще девять человек в помещении тихо переговаривались на фоне. “Сегодня надо забрать авто из сервиса” - первое, о чем конкретно подумал Изи. В голове сверлило, как у зубного, черепной контейнер уже был переполнен требухой, но в целом самочувствие держалось на уровне, недостижимом в домашних условиях, особенно учитывая отсутствие трех пальцев, а также то, что нарк закинулся классом А разных сортов и чуть благополучно не отъехал. И с тех пор его тело путешествовало, пока он спал, будто лунатик на инопланетной тарелке. В любом случае, когда происходят непредвиденные обстоятельства, самый надежный способ стабилизироваться – принять новые условия. Принять, осознать и принять опять. Он больше не в БК и точка. У него было время подумать о том, что сбежать отсюда невозможно и не нужно.
- Привет! - В палату бесшумно проникла лидская ведьма. - Завтрак для тебя и доброе утро для меня. Как твои дела, как ты себя чувствуешь? Голова не болит?
Аура враждебности остановила жест Терезы на подлёте. Свет из окна за девушкой тусклый и серый, как грязный мех, а она ярчит, испуская свои темные непрерывные искры. Ее горящие волосы упали ей на лицо, оттеняя улыбку. Тесс упрямо старалась приблизиться, ворваться в его замкнутое пространство, нарушить многослойную зону отчуждения своими позитивными эманациями. Приторная, как шесть ложек сахара в кофе. Мог поспорить, что она думала, не маловато ли шести. Тут что-то начало шевелиться у него в желудке: он же ничего не хавал последние пару дней, кроме наркоты. Вид огромного куска жира с сахаром на блюдце поверг его в ужас.
– Бывало и получше. – фыркнул Изер под звон мыслей в стиральной машине. – Но уйти смогу на своих двоих. Где я, кстати?
- Не проснулся видимо, - хихикнула Тесс, - в госпитале Святого Мунго, конечно же! – WTF?!? – Я решила, ой, ну то есть, я подумала и приняла такое вот решение, что ты голодный кот. Потрепанный, недовольный, но всё же целый кот. Что-нибудь болит?
Предложенные донат и кофе были выдавлены антигравитацией за орбиту.
– Ты решила, значит… Отлично. Какая молодец.
- Перестань хмуриться! Пока ты не набьешь себе пузо, я не смогу продолжить твой выздоровительный процесс. Поговори со мной больше чем двумя словами, пожалуйста. Я должна была спросить раньше, но сделаем вид, что так оно и было. У тебя есть аллергия на какие-нибудь травы?
Ретроградный Меркурий, коридор затмений. День такой.
- Может быть на какие-нибудь минералы? Ты уже ходил в уборную? Может быть расскажешь насколько хорошо всё прошло?
– Да завались нахрен уже.
Голоса соседей заполнили эфир, как стена шума, готовая вот-вот обрушится на голову. Тесс громче всех. Притупленное сознание явно не справлялось, отзываясь очагами выгорания на каждый импульс. Он не выдерживает. Просто не может. Он беспомощен, как никогда. У него нет сил, чтобы что-то исправить. А Тереза этим вовсю пользуется. Ладно, старый баклан принял его за школьника, но эта долбаная бездушная сучка знает, кто он, и все равно выебывается. Она пользовалась его уязвимым положением, чтобы самоутвердиться. Как же это мерзко. Наколола его, как последнего болвана, и притворяется добренькой. Ждет благодарности? Присвоила чужое имущество. Шантажировала. Притащила сюда втихую. Спасибо, блять, большое! Из тут же представил, как наматывает цепочку на кулак и, с криком “Быть добру!” прописывает ей похоронный апперкот, но в реальности ограничился вопрошанием собственного тела: ты же не станешь такое выкидывать, в смысле, мы же друг друга всю жизнь знаем? Руки, держите себя в себе… Она не заслуживает траты последних нервов. Первый, кто заслуживает - Чомски, так что Терезе придется дождаться, пока месть остынет. Может, к тому времени, ее оправдают.
А пока Изи молча слез с кровати и достал серебристый пуховик из шкафчика Томми Хилфигера. Еще вечность он завязывал шнурки на сникерах семью пальцами, игнорируя словесный поток стажерки.
- Я понимаю, что тебе сейчас тяжело и ты не хочешь со мной разговаривать. Столько переживаний за один день, но, постой! Куда ты собираешься? Мы с тобой не закончили опросник, - Тесс помахала бумажками, - тут всего семьдесят два пункта. Томми, ты вообще слушаешь?
– Не слушаю. Мне вот интересно, хуле я тут прописан под чужим именем, когда должен был еще ночью покинуть территорию Хогвартса через парадный вход? – Он лениво направился к двери. – Пойду выясню это у главы отделения.
- Зачем? - Обреченно ахнула Тесс.
– Я с тобой не собираюсь трепаться. Либо иди к главврачу со мной, либо отьебись.
Она не отьебалась. Изи шел впереди, хладнокровно и неумолимо разрезая поток волшебных пациентов. Он довольно скоро выяснил, куда – пришлось тащиться в дальний конец больницы, чтоб в неприметном тупике обнаружить такую же невзрачную дверь с надписью “Глава Отделения №1”. Кабинет был занят, но кому не похуй? Сидящие в очереди задохнулись от возмущения и банально не успели ничего сказать. Изи уже вломился. Так дерзко, что оживил интерьер порывом поднятого ветра: банки на полках зазвенели, цветочные горшки закачались на цепях, вспорхнули бумаги на столе и огонь в камине слегка притух. Пухлый главврач, втыкающий на вид в дальнем окне, естественно, словил микроинфаркт.
– Благодетели хррреновы! – Зарычал Гуд и в два прыжка оказался перед мужиком. Навис над ним, как грозовая туча, кулаком зарядил по раме над головой, отчего стекла пробрала крупная дрожь. Мужика тоже. Казалось, глаза гавврача стали больше его маленьких круглых очков. – Раскидайте мне, мистер Миттс, че это был за хитровыебанный финт ушами?
– К-каккой финт?
Конечно, Изер пытался убить взглядом.
– А я Вам скажу. Вы подыграли одной тупой пизде. И не Вы один. Ей позволили незаконную самодеятельность! Когда после расщепа меня экстренно принял дежурный врач в Хоге. Он ее оставил на минутку одну. Так она стырила мои вещи, шантажировала, принудила закинуться ублюдочным пойлом взамен свободы, а, когда я под эффектом вырубился, втихаря притащила в Мунго!
– Как нехорошо получилось.. мне жаль. Мне очень жаль мистер (читает по губам Тесс) Хил-фи-гер.
– Я даже не Хилфигер, блять! Я не давал добро на операцию, я, блять, хотел сьебаться ещё вчера. Знаете, сэр, больше всего я терпеть не могу, когда меня наебывают. Ваша сотрудница охуела в край, и кому-то из вас троих придется за это ответить…
– К-каккая сотрудница?
Изи торжественно презентовал Донован обеими руками.
– А это.. она не моя подчиненная…
Драматическая пауза.
— Она моя.
Раздался голос из угла. Это же…А кто это еще мог быть, по-твоему? Изи воздел глаза к потолку и молитвенно прошептал трехэтажный мат, прежде чем обернуться на угол с камином. Там, как ни в чем не бывало, сидел старый баклан.
– Заебись. Она твоя. – Атмосфера продолжала сгущаться. – Тогда че ты тут шкерился все это время? Есть че добавить?
— В чем, собственно, проблема, мистер не-Хилфигер? Вы более чем бодры, хоть и раньше времени. Я так и не понял что случилось с момента нашего расставания.
Изи явно мерещилось, что с ним в комнате одни дифиченты, которые элементарного не понимают.
– Мне в письменной форме изложить, или ты прекратишь долбиться в глаза и вот сюда посмотришь? - Одной левой Из схватил героиню дня за шкирку и сунул под нос колдомедику. – Ну как? Видишь проблему?
— Да, так лучше. - Начал раздражаться тот. Девушка едва удержала равновесие, когда ее выпустили из захвата. – Дальше что? Вам нужны вещи? Только она знает где они. А она не скажет.
- Но я..
— Молчать! Мистер не-Хилфигер, вы добиваетесь скандала?
– Хуй ты угадал. Мне не нужны проблемы. Зато у тебя - они уже есть. И у тебя - Злобно прищурился на Тесс. – особенно.
Тесс была на грани истерики, когда Гуд отступил от нее к двери. В то же время глава первого отделения усиленно прокрастинировал за столом, делая вид, что очень занят.
– Надеюсь, страховка Хилфигера покроет расходы на операцию. Вы трое, еще увидимся.
— Я могу поговорить с Вами отдельно? — Внезапно подорвался на ноги бумер. — Так или иначе, вы уже зарегистрированы, а мне надо будет подавать отчет в Министерство и всё было бы в порядке….
– Это. Твои. Проблемы.
— …если бы не полученная информация из лаборатории.
"Все ясно - спиды, крэк, экстази."
Собеседник подошел опасно близко и уставился снизу вверх. Как ни странно, это вывело нарка еще больше.
– Успели и анализ взять без спросу.
— Согласно моей информации - Вас спрашивали. Иронично, что в таких случаях молчание считается согласием.
– Кто б сомневался. Конечно, я буду невьебенно счастлив узнать результаты. А тебе явно не терпится поделиться. Хочешь, выйдем, епт? - Из пихнул мужика грудью. – Я вижу, что хочешь. Пошли выйдем, блять, поговорим без свидетелей.
— Да я на этом настаиваю! — Воскликнул колдомедик. — я и сам придерживаюсь мнения, что заявления о незаконности должны быть решены приватно. Донован, приведите себя в порядок и найдите нас в моём кабинете.
– Ага, приватно - это ты, я и пустое-место-Донован.
— Она только за документами на увольнение.
– Пиздишь. Кароче, если она рискнет явиться на тёрку, я за себя не отвечаю. – Наконец, Гуд заметил почти рыдающую Тесс. Было ли ему жаль, стыдно или неловко? Ему было насрать. – Слыш, не вздумай приходить. Лучше сиди тут сырость разводи дальше.
Казалось, она поняла месеч, да и Миттс не собирался встречаться с психом снова. Ситуация начинала проясняться, осталось расколоть бумера-без-пальто. Терять нечего. “Моя работа здесь окончена.” - подумал Гуд и, взмахнув мыслеобразным плащом, вышел вон.