Время и место:
1994–1995 год. Время каникул. Магическая Британия будет местом действия
Участники: Маркас Макнейр, Шарлиз Эндрюс, Эмиль Верес (эпизодическое участие).
Описание:
Совместными усилиями Рождества и самого волшебного замка Соединенного королевства магия Святочного бала положила начало хрупкой их связи. Они разъехались по домам, оба — уже не те, что прежде. Впереди — каникулы и свобода.
Сохрани на черный день,
каждой свойственный судьбе,
этих мыслей дребедень
обо мне и о себе.
Утро после Святочного бала, 25 декабря
[1:55 p.m. — звонок первый]
Лепестки зеленого пламени с шипением опадают, девушка выбирается из камина в «Белой виверне». Придерживая капюшон и оправляя форменную ученическую мантию, она оставляет позади грохот «Хогвартс-Экспресса», объятия друзей и наступающую на пятки праздничную эйфорию для того, чтобы так или иначе вернуться в замызганный аппендикс Косого переулка.
Вздернутый подбородок, прямая спина, четкие действия, — все для того, чтобы не оставить пьянчужкам ни единой возможности прицепиться. Девушка подхватывает полупустой чемодан, огибает дремлющих у камина непросыхающих беспилотников и кивает старине Уэбби.
— Пунктуальна, как часы, — крякает бармен. — Что, птичка, хорошо повеселилась вчера? Грят, в школе у вас, этот, приемчик серьезный организовали. Авторитеты там, козыри всякие. Навпечатлялась? — знает она, что Уэбби не со зла, но спрашивал он явно с намеком. Что конкретно у него на уме, с другой стороны, не совсем понятно. Не могут же его в самом деле интересовать украшения Большого зала и торжественные речи, которые по-честному-то никто и не слушал?
Периферийным зрением улавливает движение. Бармен дрыгается, всем своим видом показывая, как хороша та неслышимая мелодия, под которую он танцует, после чего предусмотрительно делает перерыв, прикладывается к бутылке, тут же обнимает невидимую фигуру, тянет к ней толстый, с черным налетом, язык.
— Ах да, и такие там тоже были, — смешливо морщится Бэт. После чего манит бармена к себе и совсем по-детски прикладывает ладони ко рту, направляя звук в любопытное ухо. — Мы добавили крепыша в общие чаны с пуншем, — шепчет.
— Дело молодое, — смеётся, — ну, хоть не паленого, я надеюсь? — приподнимает он кустистые брови, на что девушка не находится, в итоге просто пожимая плечами. — Эх, молодость… — совсем по-старчески вздыхает Уэбби. — Кто б сейчас из этих вот решился бы пить бодягу? Чай, не восемнадцать обормотам этим, — во взгляде Уэбби сквозит почти ласка: с такой сердечностью обычно смотрят на скотину, приносящую регулярный доход. Чуть погодя, бармен осознает, что сказал, и заходится в лающем смехе курильщика со стажем.
— А б-бад-дягу ведь и пьют, не будь я владельцем кабака этого последние лет дцать! — все потешается он, стирая непрошенные слезы.
— Скажете, ваш школьный бал выглядел по-другому? — спрашивает зачем-то.
— Дык, я ж из этих, военных, — отсмеявшись, сообщает Уэбби. — Поколение сороковых. У нас не то, что школьного бала не было, но и школы, самих занятий то бишь. Так воевали с нами люто.
Девушка смотрит на него какое-то время, а после выдает всего лишь: «Жаль, оно того стоит». После этого наступает уже черед старины Уэбби пожимать плечами: «Папке вашему приютскому низкий поклон передавай».
[2:25 p.m. — звонок второй]
— Так-так, — фигуристая женщина проводит указательным пальцем по пергаменту со списком. — Теттер, Чип, Фреклед, Пик, шаг вперед, — мальчишки, конечно, робеют до тех пор, пока их старшие товарищи не вытолкнут вперед. Водянистые глаза смотрят со строгостью до тех пор, пока перешептывания не стихнут окончательно, после чего тяжелые веки как бы разглаживаются в улыбчивом прищуре. — Вы хорошо себя показали в этом году, — басит женщина и самим своим приближением вынуждает мальчишек попятиться к кабинету учредителя, территории обыкновенно для приютских запретной, но очень желанной. — Идите, идите, Мистер N ждет. Глядишь, кому-то из вас в будущем году повезет. У всех же уже было первое волшебство?
— Да-а, мэ-эм, — нестройным хором.
— Очень хорошо, — еще раз и уже более довольно повторяет миссис Магли. — Ну, вперед!
Давно не знавшие масла дверные петли протяжно скрипнули, в дверном проеме вырисовывались три худосочных силуэта и один более широкий, коренастый. Навостренных ушей тут же коснулся стук колес и гудок игрушечного поезда, товарные вагоны которого наполнены волшебными сластями; носа — тонкий аромат имбирного печенья, карамелизованного сахара и марципана. Ребята дружно сглатывают и во все глаза глядят на улыбающегося Мистера N, тут же треплющего мальчишек по волосам и раздающего заслуженные подарки.
— Здра-асте!
— Пик, Чип, Теттер, Фрекленд, — маг кивает каждому из них. — Счастливого вам Рождества, — говорит он мягко и почти торжественно. — А теперь спускайтесь в кухню, там домовики угостят вас горячим шоколадом. Зажжение елки сегодня в шесть, сразу после него — ужин. Будьте молодчинами и слушайтесь миссис Магли.
— Спаси-ибо, Ми-истер N, — снова хором. Маг улыбается еще шире. Подгонять их смысла нет, мальчишки обхватывают пестрые свертки двумя руками и, чуть ни толкая друг друга, несутся из кабинета. Эти еще достаточно малы, чтобы открывать подаренное все вместе, а не поодиночке, зажимаясь по углам, как птенчики уже подросшие.
— Вимп, Мэлроуз, Баг, Керли… — все те же заверения сороки Магли, все тот же восторженно-голодный блеск в глазах. Эти тоже пока еще не знают, что поездка в Хогвартс предстоит далеко не всем, большинство же — укоренится в нынешнем распорядке настолько же прочно, как нечаянное семя сорняка в плодородной почве высокомерного приличного общества.
Стоило мальчишкам отойти, как женщина тут же касается двумя пальцами носогубной складки и обводит по контуру красно-напомаженный рот как бы приглаживая пушок редких темных усиков над верхней губой. Жест — верный спутник усталости и напряжения.
— Длинные праздники? — Бэт смотрит на миссис Магли с сочувствием, прекрасно зная, что та сегодня за ночь едва ли глаз сомкнула.
— Нескончаемые. Как и каждый год, впрочем, — женщина сдержанно улыбается и сверяется со временем. — Ты рано.
— Уэбби не мучил долго с расспросами, — Бэт пожимает плечами.
— Старик еще не успеть упиться вусмерть? — веселится миссис Магли. — Что бы ни пророчили в гороскопах «Ежедневного пророка», этот год обещает быть интересным.
Девушка дежурно улыбается, краем глаза замечая, как мальчишки уже столпились вокруг ее чемодана, явно решая, кто посмелее будет для того, чтобы свинтить замок. Утащат что, так и не поругают ведь, одним словом — Рождество. Посылает в их сторону безобидный сноп красных искр, прекрасно зная, что в приюте, как и в школе, магию несовершеннолетнего волшебника отследить не представится возможным. Сорванцы — врассыпную, пока Бэт по пути к кабинету отца как бы случайно роняет из кармана горсть летучих шипучек. Визг и топот на фоне усиливается, миссис Магли обреченно жмурится и явно взывает к Мордреду, Моргане, кому угодно — лишь бы этот балаган прекратился.
— Да проходи ты уже, мнется она, — Мистер N встречает одного из самых своих любимых птенчиков привычным ворчанием.
— Привет, па, — девушка привстает на цыпочки, клюнув родителя в щеку. — Работа кипит? В этом году вы в Санту играете раньше положенного.
— Решил, что было бы неплохо освободиться пораньше. Мы могли бы, знаешь, посидеть вместе вечером: ты, я и мама.
— Боги… — девушка в притворном ужасе прикрывает рот ладонью. — Да в вас никак проснулся примерный семьянин… — мужчина на спектакль не реагирует, вызывая в Бэт тревогу уже неподдельную. — Стряслось что?
— Нет, птенчик, просто иногда случается в жизни так, что понимаешь, что полезное враг правильного.
— Стареешь, — звучит ласковым укором, и Бэт вновь приподнимается на цыпочки, но в этот раз целует уже посеребренный временем висок.
[4:16 p.m. — звонок третий]
Что вы ожидаете увидеть, попав в дом волшебников? Иррациональные, явно не дружащие с законами физики чудеса? Или может причудливую вязь украшений всех цветов и размеров? Чудаковатости, неподвластные вашему пониманию? Могу вас заверить, ничего подобного вы не встретите в совершенно обычном таунхаусе шестидесятых годов. Расположенный в отдалении от центра Аппер-Фледжли, дом своим внешним видом демонстративно не говорил о своих хозяевах ничего, кроме возможной их принадлежности к самой распространенной с недавних пор и самой гибкой в определении прослойке общества Соединенного Королевства — среднему классу.
Хлопок аппарации разносится эхом по подлесью, когда среди деревьев материализуются два силуэта. Резь в желудке сгибает девушку пополам. Упираясь ладонями в колени, Бэт ловит ртом воздух, лишний раз убеждаясь в том, что методы перемещения волшебников явно не годятся для похмельной головы.
Щелчок. Чемодан и клетка с Солярис проплывают мимо. Птица бьёт крыльями и издаёт возмущённый крик. Бэт хорошо понимала и разделяла ее негодование: никаких тебе сантиментов и вопросов о самочувствии, — отец уже все решил и всё сделал по-своему.
— Я могла бы и сама, — вяло бубнит под нос скорее из чувства протеста, нежели из желания действительно заниматься поклажей.
— Не благодари, — коротко кивает мужчина, не оборачиваясь. Вот она, набитая оскомина заботы.
Глубоко вдыхая, Бэт опускает голову и плетется наверх. Взгляд скользит по нераспакованным коробкам, отмечает кем-то посаженную (мамой, конечно же) на каминную полку фигурку пикси, разодетую под ведьму самой Бэт ещё в далекие шесть лет. Девчонка ловит себя на ностальгии, мимолетной и неуловимой мысли о как будто и не потерянном духе семейного единения. Так обычно играют с людьми более взрослыми злую шутку воспоминания, выцветая и делая почти стерильным прошлое. Однако счастлив тот, кто еще достаточно юн, чтобы не обманываться попусту, а потому девушка проходит мимо очередной внеочередной странности. На предчувствие чего-то неминуемого сознательно закрывает глаза. Она обязательно еще подумает обо всем, но позже. Сейчас нужно отдохнуть.
[5:11 p.m.]
— О, Явление Христа народу. Неужели настолько бурно веселились? — Бэттани кисло улыбается и садится у кухонного гарнитура, цепляется большими пальцами ног за прохладные ножки стула и делает мстительный большой глоток из отцовской чашки. Как в детстве. Почти.
— Боже, др-рянь, — кривится она еще сильнее, — как ты это пьёшь? Это же извращение, — такого приличным людям не наливают, это точно: ароматный черный кофе был испорчен не только молоком со специями, но такой порцией меда, от которого и у грюмошмелей все слиплось бы.
— Это была ловушка, и ты в нее попалась, — ехидничает он. — Кофе — в турке. Да, и, кстати, — отец выглядывает из дверного проема, явно занятой и явно более активный, чем даже был в приюте, — часть вещиц, которые ты просила, уже лежат наверху. Остальные надо ждать.
— Я видела, спасибо, — девушка наливает кофе в чашку матери и с приятным удивлением обнаруживает нарядный коробок со свежим печеньем. Откусывая пряничному человечку голову, Бэт громко серпает для привлечения внимания и шлепает босыми ногами в сторону гостиной. — Па? А что, собственно, происходит?
— Э, не, тебе сейчас сюда нельзя! — Мистер N вырастает в дверном проёме и в лучших традициях приютского папочки показательно хмурится.
— Да ладно тебе, — она шутливо пытается потеснить отца. Они возятся какое-то время, игриво пихая друг друга. — Ауч, я на что-то наступила! Это что, хвоя? Ты притащил домой ёлку?! — смеётся недоверчиво.
— Еще не время, — всамделешная загадочность оставляет маневр только для попытки отшутиться.
— О, я поняла. На самом деле ты не мой отец, а жадный Скрудж, встретивший духов Рождества и вставший на путь истинного христианина. Хоралы сегодня в программе?
— Не будь такой злюкой. Лучше сбегай до лавки миссис Фрост да присмотри пару-тройку шутих на вечер.
— Мне что, пять лет?
— Конечно, нет, ты уже совсем взрослая. Именно потому как примерный птенчик ты поможешь старику-отцу и сбегаешь еще и в продуктовую лавку. Список на столе.
— Сдачу оставлю себе, — Бэт показывает язык и в один присест кофе приканчивает.
[7:05 p.m. — интермедия]
— Дорогая, — откликается читающий на звон посуды, — сказала бы мне — я бы помог.
— На минуточку, до-ро-гой, — это твоя затея. Вот сам бы и готовил, — отвечает женщина нервно, попеременно открывая дверцы шкафчиков в своих поисках. Мадам Гарбо всегда была человеком породы, гордая и темпераментная, в домашних делах она терпела сокрушительное фиаско. Однако сегодняшний вечер не про нее, а потому приходилось честно терпеть ненавистную роль примерной хозяйки.
Эндрюс поднимается, откладывая «Глаз Гора» в стопку прочих газет.
— Ну, что случилось? — мягко спрашивает он.
— Ты знаешь как я не люблю все это, — Гретта взмахом палочки собирает рассыпанную крупу, — я все еще не понимаю — зачем…
— Ш-ш-ш, — прикладывая палец к губам, волшебник кивает в сторону хлопнувшей входной двери, — птенчик, ты уже всё?
— Да, — дочка вносит в кухню толстенький бумажный пакет с торчащими палками луковых стеблей. — Мам? — поднимает брови неверяще. — Ты сегодня готовишь? — Бэт ловит взгляд отца и тут же ретируется. — Я только кое-что доделаю и вернусь.
— Не торопись, мы тут с мамой разберемся с ужином и позовем тебя для украшения гостиной.
— Хорошо, — доносится с лестницы торопливые шаги.
— Вот тебе ещё одно доказательство, что ей всё это не надо! — на красивом лице змеится уязвленная улыбка.
— Дело не в том, что надо ей, а в том, чтобы мы провели этот вечер как самая нормальная семья. Ведь это последнее Рождество, когда она не…
— Даже не начинай!
Эндрюс знал, что сейчас его птичка готова вот-вот сорваться.
— Ты потрясающе изысканна сегодня, тебе говорили? — он обнимает жену. — Глаза, губы, шея, плечи, руки, грудь, бедра. Идеальная женщина.
— Наглый подхалим, — цедит идеальная женщина. — Продолжай.
Он ведет второй рукой, оживляя кухонную забурлившую, зашипевшую и застучавшую медным боками утварь. Пусть магия делает своё дело, а они так еще постоят в обнимку. Время пока на их стороне.
.
Дом вновь встретил привычной уху чередой звуков. Скрипнула ступенька. Та самая, которая в детстве служила сигналом: ты проиграла в своей же игре. И вовсе ты не беззвучный кто-то там.
Скошенный потолок чердачного помещения светится огоньками гирлянды, еще одним подарком отца. Теперь здесь было почти уютно.
Дом, милый дом. И ведь, вроде бы, всё хорошо. Семейный праздник, семейный ужин, семейное … что? Бэт окидывает как будто бы не свою комнату робким любопытствующим взглядом. Садится на свою кровать, скромно зажимая ладошки между коленей. Кусочек пергамента с адресом, полученным сегодня на перроне, жег карман.
Солярис, протяжно ухнув, мягко планирует в открытое окно, усаживается на жердь и жадно пьёт воду.
— Вернулась! Поможешь мне? Последнее на сегодня, обещаю, а сразу после устроим тебе каникулы, как идея? — девчонка ласково гладит птицу, а после с неуверенно смотрит на подготовленное второпях поздравление. Единственное из всех незапланированное, а оттого несуразное и позднее.
Солярис счастливой не выглядит, но несколько совиных угощений на особый случай и обещание вкусностей по возвращению, сделали ее явно менее непримиримой к идее навестить еще один дом сегодня.
«Счастливого Рождества и Нового года, Макнейр», — значилось на обороте новехонькой, явно только-только отснятой колдографии. Снимок запечатлел небольшую круглую площадь здания Ратуши, в центре которой возвышалась огромная, футов сто тридцать в высоту, пушистая укрытая снежными шапками голубая ель. Фотограф явно выждал правильный момент прежде, чем снять затвор, а потому на колдографии раз за разом вспыхивали сначала уличные фонари, а после и гирлянды на праздничной ели.
«Аппер-Фледжли вся в огнях. Наверное, если бы ты ее увидел, то подумал: «Ну и глушь!». А я бы тебе заранее возразила, сказав, что деревенька на самом деле очень красива, пусть ее и можно за час в два раза обойти. Конечно, здесь развлечений не так много, как в Лондоне, зато на озере Гудвин всегда можно покататься на коньках, а лавка старой миссис Фрост все рождественские каникулы полна кутерьмы и волшебных шутих. Представляешь, магглы и не подозревают о том, что у них под носом волшебная лавка и вечно удивляются почему детям так нравится сидеть в пыльном магазине товаров для дома (ха-ха, знали бы они, знали бы они!). Но в этом году, здесь скучновато. Странное дело, отчего-то ввели комендантский час (как будто в Хогвартсе этого мало! как думаешь, события в школе действительно могли настолько сильно повлиять на Британию?), хотя официальных объявлений и не было вовсе, так что приходится в основном киснуть дома. Надеюсь, ты проводишь время веселее.
Бэт
p.s. хотя, конечно, у нас с Томми есть пара мыслей на этот счет, так что еще, глядишь, расскажу
p.p.s. ответ, если хочешь, можешь отправить с моей совой. Ее зовут Солярис. Только, пожалуйста, дай ей пару часов отдохнуть, а то я ее совсем загоняла в последние дни».
а внутри зачем-то высохшая трава...
Утро после бала прошло как в тумане. На завтрак Марк не пошёл, от мысли о еде становилось противно. В теле поселилась звенящая пустота, будто вместе с ночью ушло что-то важное, что-то вовремя не замеченное и теперь безвозвратно упущенное. Это ощущение шестикурснику не нравилось, но как от него избавиться, он не знал. Чтобы хоть как-то отвлечься, Макнейр перепроверил собранные вещи, удостоверился, что ничего не забыл. Впрочем, на каникулы он почти ничего с собой не брал.
— Здесь мой адрес. Вдруг ты захочешь написать. Если время будет, конечно. — Это простое действие его отчего-то смутило. — Ладно, пойду…
Макнейр поспешил отойти, не желая показывать своё состояние.
“Глупость какая. С чего бы ей вообще мне писать? Бал ни к чему не обязывает. Ещё решит, что навязываюсь.”
Изначально казавшаяся хорошей идея теперь виделась совершенно дурацкой. Слизеринцу во всех красках представилось, как Шарлиз при первой же возможности выкидывает пергамент, а потом смеётся, обсуждая произошедшее с кем-то, неуловимо похожим на Станэску.
“Нужно было у неё адрес спросить, а не свой оставлять. Она бы отказалась и всё стало бы понятно. Или согласилась... В любом случае, я не чувствовал бы себя таким кретином.”
За размышлениями Маркас не заметил младшекурсника, очнулся, врезавшись в него.
— Эй, ты чего творишь? — начал тот, оборачиваясь, но Макнейр уже прошёл мимо, не вслушиваясь в дальнейшие возмущения. Предстоял долгий путь домой.
У общественного камина на платформе 9 и ¾ уже образовалась очередь. Марк, попрощавшись с надеждой побыстрее попасть домой, присоединился к ней и добрых полчаса слушал беседу двух стоящих перед ним джентльменов, обсуждающих преимущества жабьей икры перед тритоньей. Когда наконец подошёл его черёд воспользоваться камином, парень не сразу смог выкинуть из головы скрипучий голос отбывшего по своим делам ценителя тритонов.
Дом встретил Маркаса гирляндами из остролиста и умопомрачительными ароматами рождественской выпечки. Дом ждал гостей и каждому радовался. Родителей не видно, зато тут как тут домовик.
— Привет, Кибби, не надо, — отмахнулся от протянутой эльфом щётки, снимая зимний плащ. — Где мама?
— На кухне, сэр, — пропищал домовик. — Хозяйка готовит ужин. Сама, как всегда, — добавил недовольно, на что Марк лишь усмехнулся. Да, Тизифона Макнейр предпочитала обходиться без домовиков, когда наступали праздники. Конечно, только для семьи. Если намечалась большая компания, она перекладывала на эльфов подготовку к банкету. Но только не в Рождество, в эти дни маму с кухни не выгнать и стаду гиппогрифов.
— Прибудет семья Кэрроу, молодой хозяин, — сварливые нотки из голоса Кибби не исчезли, Марк закатил глаза и застонал, соглашаясь с эльфом. Тот забрал плащ, всем видом выражая сочувствие.
— Ничего, прорвёмся! — уже на выходе из комнаты добавил парень.
Кэрроу в этом доме любит только мама, и то потому что они её родственники (иногда Марк уверен, что она с радостью выставила бы свою сестру за порог, но приличия не позволяют). Отец за глаза называет их “эти”, так крепко Кэрроу засели у него в печёнках. Даже эльфы не скрывают своё отношение к этому семейству, слишком долго и кое-как выполняя их приказы.
Кухня наполнена суетой, тарелки-миски летают, обгоняя друг друга, в кастрюлях и сковородках булькает и шкворчит, эльф у стола шинкует овощи, а посреди этого великолепия мама левитирует противень с овсяными лепёшками. Заметив сына, женщина тут же забывает о зависшем в воздухе блюде, спеша навстречу.
— Уже приехал, так быстро! — она заключила Марка в объятия, он улыбнулся, окончательно осознавая, что дома. — Голодный, наверное? Придётся подождать до ужина.
Несколько мгновений и Тизифона уже вернулась к насущному, волшебная палочка уверенно мелькнула в руках.
— Может, я поем сейчас? — предпринял попытку отвертеться от сидения за одним столом с тёткой и кузинами Марк.
— Нет, ты будешь присутствовать на семейном торжестве, как и мы все.
Спорить бесполезно, эта маленькая и с виду беззащитная женщина умела настоять на своём, не повышая голоса. Если подумать, он никогда не слышал, чтобы мама кричала. Ей ни к чему, ведь отец с ней не спорил, полностью полагаясь на правильность её мнения во всём, что касалось ведения хозяйства. А она в свою очередь не лезла в его работу, не указывала, как проводить свободное время и соглашалась со взглядами относительно воспитания сына.
Стянув лепёшку, Марк спешно сбежал с кухни, пока мама не заставила его отрабатывать украденное.
Не можешь быть добрым, будь хотя бы вежливым.
а внутри зачем-то высохшая трава...
О появлении в доме маминой родни Марк узнал, как только Кэрроу объявились на пороге. Визгливый голос тётки Корделии, не умевшей звучать тихо, донёсся даже до его комнаты, находящейся в самом конце правого крыла.
— Почему нельзя просто открыть камин? Мы тащились с противоположного конца города в эту глушь!
Ответ отца он не услышал, но и так догадался, что тот отговорился от Корделии стандартным: это не безопасно. Каждый раз одно и то же, неужели она до сих пор не поняла?
Выходить из комнаты не хотелось, но эльф, явившийся уже в третий раз, предупредил: если продолжить отсиживаться, хозяйка придёт за ним лично.
Внизу шумно, все уже за столом. По правую руку от отца, одетого в мантию из тонкого тартана клановых цветов, сидит мама. Сегодня она сделала высокую причёску, превратившую её из тихой домохозяйки в элегантную светскую даму. Рядом с ней дядя Амикус, судя по довольному выражению лица, успевший пропустить пару порций огневиски, и тётка Корделия. Дорогая мантия не сделала её красивее, лишь подчеркнула худобу, обтянув костлявые плечи. Слева откинулась на спинку стула тётка Алекто, а рядом её кузен Астрей, муж Корделии. Самому Марку досталось место справа в конце стола, напротив Флоры и Гестии.
— Почему так долго? — голос мягкий, но это показное. Миссис Макнейр всегда спокойна, лишь близко её зная, можно различить нюансы.
— Не мог найти запонку.
— Садись.
Тихий хлопок в ладоши, и эльф в накрахмаленном полотенце с вышитым по краю узором из еловых веток уже спешит к столу.
Время тянулось медленно, Марк, ограниченный обществом кузин, игнорирующих его, скучал. Единственное развлечение, которое он мог себе позволить, это внезапно, почти не мигая, уставиться на одну из близняшек и ждать, пока та заметит. Девчонка ожидаемо терялась, старалась показательно не смотреть на Марка и становилась неловкой до смешного. Долго пялиться не получалось, но даже так эффект его веселил. Особенно забавно выходило с Флорой, у которой не хватало наглости огрызнуться или ответить зеркально. Гестия всегда была смелее то ли потому, что считалась старшей, то ли просто пошла характером в Кэрроу.
Вслушиваться в разговоры на другом конце стола Марк не пытался, пока до него внезапно не донеслась фраза, царапнувшая слух знакомым событием.
— Так… Что слышно в Министерстве? Турнир ведь не отменяют?
Амикус зашёл издалека, хотя и так понятно, что именно его интересует. Марк опустил взгляд в тарелку, всем видом показывая, что её содержимое его занимает сильнее скучных взрослых разговоров. И с чего дяде затрагивать такую тему за праздничным столом?
— Розье времени зря не теряет. С августа развернулся вовсю. Впрочем, ты это и так знаешь. А турнир… Министр упорствует. — Отец вежлив, слова цедит осторожно.
Марк поворошил вилкой овощи, нашёл перец, вилка звонко ударила о керамическое дно.
— Под Фаджем стул разваливается. Хха! Не зря мы на Кубке повеселились.
— Амикус, — спокойный тон отца мог обмануть только идиота. Старший Кэрроу не идиот, хотя таковым часто прикидывался.
Марк прожевал перец, поискал в тарелке ещё, отпихивая в сторону морковь.
— Ты до сих пор ничего не узнал о метке над школой, Уолли? — Алекто никогда не славилась проницательностью, вот и сейчас открыла рот, не подумав.
Лицо отца Марк не видел, но догадался — тот сейчас изо всех сил держится, чтобы не высказать вынужденной родственнице в лицо всё, что давно копилось. Кто-то сдавленно кашлянул, наверное, тётка Корделия. Марк вздохнул и оставил овощи в покое. Ничего стоящего больше не скажут.
— В этом году на ставках можно сколотить неплохое состояние. В Эдинбурге открылась новая гоблинская контора, подпольная, естественно, — дядя постарался сменить тему и, конечно, завёл излюбленную пластинку. На некоторое время беседа стала действительно нудной, потом и вовсе сошла на нет. С этого момента ужинали в тишине, прерываемой лишь звоном приборов и редкими шепотками кузин.
— Как дела в школе, Маркас? — Внезапный вопрос разорвал затянувшееся молчание.
Только этого не хватало.
— Всё хорошо, дядя Амикус. Немного пугают авроры, но даже к ним уже почти привык, — максимально нейтральный ответ на формальность.
— Это для вашей безопасности. Надеюсь, ты не нарушаешь правила? — Отец даже сейчас не смог промолчать, как будто за все годы мало было нотаций.
— Да ладно тебе, Уолли, кто в его возрасте не нарушал правил? Вспомни себя, — хмыкнул дядя, знавший о юности старшего Макнейра явно больше, чем тот рассказывал сыну. Нужно будет расспросить при случае.
— Когда я учился, на территории не находили трупов.
— Ох, да хватит! У нас праздник, а не вечер нравоучений. Маркас, расскажи лучше, как прошёл Святочный бал? Девочки на него не попали, им будет интересно послушать, — любопытная Корделия и тут не упустила момент собрать свежие сплетни.
— Было… Красиво, — Марк не врал, просто не собирался уточнять. И уж тем более перемывать кости кому бы то ни было.
— Он ходил на бал с гриффиндоркой, — заявила Гестия. Вот же стерва мелкая!
— Вот как? Кто она? Чистокровная, надеюсь? — от предвкушения чего-то интересного у тётки аж глаза заблестели.
— Чистокровная. Просто сокурсница, ничего серьёзного, — безразлично произнёс Марк, не глядя на болтливую кузину, и подал эльфу знак убрать тарелку.
— Да ладно тебе, шестнадцать лет — лучшее время, чтобы влюбляться! — глупо хихикнула Корделия, кокетливо подмигнув. — Между нами именно в школе зародились чувства, так ведь, дорогой?
— Угум, — жующий Астрей только кивнул, не отвлекаясь от десерта. До жены ему не было никакого дела, как и почти всегда.
Несмотря на долгий день, уснуть никак не выходило. Мысли скакали хороводом, не давая расслабиться. Такое бывало перед экзаменами, когда кроме уравнений и определений в голове ничего не оставалось, и все эти формулы раз за разом всплывали в памяти, мешая сосредоточиться на чём-то ещё.
Сейчас же Марк, наоборот, думал слишком о многих вещах, отличных друг от друга, и ни на одной не мог сфокусироваться. И всё же было то, что постоянно вылезало на первый план.
В ящике стола, засунутые под стопку спортивных журналов, лежали колдография и короткое послание от Лиз Эндрюс, обнаруженные после ужина.
Бросив попытки уснуть, Марк зажëг лампу на столе и достал присланное гриффиндоркой. В очередной (десятый-двадцатый-сотый) раз внимательно изучив колдографию и перечитав короткий текст, он вытащил лежавший там же, в ящике, лист пергамента, сложенный вчетверо. Аккуратно выведенные слова ровными строчками покрывали две трети листа, складываясь в ответное письмо для Шарлиз.
"С наступившим Рождеством и наступающим Новым годом!
Получил твою открытку и со всей уверенностью утверждаю: Аппер-Фледжли самая чудесная деревня, которую я видел (правда, их не так уж много, но я в своих суждениях уверен!). И вовсе она не глушь. Я ведь тоже живу хоть и рядом с городом, но совсем маленьким. И волшебников рядом, кроме нас, больше нет, так что тебе будет куда веселей, чем мне. Особенно если учесть, что сегодня приехала мамина родня. Вот уж унылые товарищи, от них цветы вянут и молоко киснет. Одно радует: никуда они со мной не увяжутся, из дома надолго не выйдут, разве что на короткую прогулку. Я же собираюсь ходить в лес на лыжах. Может, даже с отцом, если у него не будет аврала на работе.
Мне кажется, тебе бы понравилось в Алфорде, особенно летом. Здесь спокойно и очень красиво. Если захочешь, приезжай в гости на каникулах, родители против не будут.
Ты писала про комендантский час, у нас его нет, потому что город маггловский. Но всё действительно странно, неужели это по всей стране? Я попробую расспросить отца. Если что-то узнаю, обязательно тебе сообщу.
P.S. твоя сова сыта и будет отдыхать всю ночь."
Убедившись, что в письме не появилось ничего нового, Марк вновь убрал всё в стол. Сна по-прежнему не было ни в одном глазу, зато захотелось пить. Тихо, чтобы никого не разбудить, он вышел в коридор, и двинулся в сторону лестницы. Он держался поближе к стене, чтобы случайно не наступить на скрипучие половицы.
Спустившись вниз, Марк уже хотел повернуть к кухне, но заметил узкую полоску света, пробивающуюся из-под двери в кабинет отца. Не спит в такое время?
Подойдя ближе, парень услышал глухо доносящиеся голоса. Внутри что-то оживлëнно обсуждали и Макнейр невольно прислушался к разговору.
— …это дело времени. Ты же сам это понимаешь. — Амикус взволнован, это слышно даже через толстое дерево.
— Понимаю. И мне не нравится то, что происходит. Что будет с нами, если Он вернëтся? Думаешь, нам орден Мерлина пожалуют? — Это отец, и он, в отличие от дяди, раздражëн.
— Мы — Его ближайшее окружение. Неужели ты хочешь сказать, что Он всех в расход пустит? — А вот и тëтка Алекто.
— Я ничего не хочу сказать. Но не напомнишь, Алекто, почему ты не в Азкабане? А ты, Амикус? Вот именно. Вы и так всё понимаете.
— Но ты тоже… — тëтка начала, но отец резко её перебил.
— Да. И я не хочу, чтобы над этим домом простëрлась метка.
Марк не должен был слышать этот разговор, но заставить себя уйти уже не мог. Ещё не понимая до конца смысла подслушанного, он запоминал каждое слово, чтобы потом, в тишине своей комнаты, всё осмыслить. Ночь предстояла длинная.
Не можешь быть добрым, будь хотя бы вежливым.
а внутри зачем-то высохшая трава...