Три негромких, но уверенных стука, отмерно разделили тишину на равные части. Эхом им отозвался сухой, как бумага, приглушенный женский голос по ту сторону двери, что строго, но вежливо пригласил войти.
— Вы хотели меня видеть, профессор? — Аккуратно поинтересовалась Элион, подойдя к массивному преподавательскому столу, за которым, как за крепостью, виднелся силуэт сухопарой волшебницы в изумрудной мантии.
— Мисс Фэрроу, вы знаете кто такой Персиваль Хатклифф? — начала профессор МакГонагалл и сразу с вопроса. Эл замялась. Вопрос, вероятно, был с подвохом.
— ...Рискну предположить, что это не ученый... — осторожно протянула Тири, внимательно, но неуверенно уставившись на декана Гриффиндора. Имя показалось ей знакомым и где-то на подкорке сознания крутилось что-то с ним связанное, но девушке решительно не удавалось распутать клубок из прочих имен и фактов в своей памяти, чтобы выделить наверняка это весьма примечательное на слух имя.
— Совершенно верно, — и без того тонкие губы профессора сложились в твердую прямую. — И ученым он не станет доколи будет продолжать пропускать занятия в школе. “Хорошо, значит речь все-таки о студенте” — выдохнула девушка.
— Вы хотите, чтобы я с ним поговорила?
— Да, мисс Фэрроу. Поговорите, по возможности выясните, в чем дело и как мы можем ему помочь.
Эл улыбнулась и смущенно пожала плечами.
— Я сделаю все, что в моих силах, профессор, но по небольшому опыту скажу, что если дело в любви, то едва ли удастся как-то это исправить. Все-таки на старшекурсников очень тяжело повлиять разговорами об учебе, когда у всех поголовно бабочки в животах порхают…
Профессор оторвалась от пергаментов с докладами и подняла на рейвенкловку такой красноречивый взгляд, что Тири мгновенно замолкла. Она и сама не поняла, в чем именно она ошиблась, но то, что она сморозила какую-то откровенную глупость — это было наверняка.
— Ему одиннадцать, мисс Фэрроу.
— Одиннадцать?
— Насколько мне известно. И я надеюсь, что в этом случае бабочки еще ни при чем. “Да, теперь я тоже на это надеюсь…”
— Но ведь учеба только началась, как он успел к ней охладеть всего за месяц?
— Вот это у него и спросите, — профессор снова погрузилась в изучение документов, а Эл неуверенно поплелась к выходу из кабинета.
— Профессор, а на каком он факультете?
— Хаффлпафф, — протянула волшебница и не отрывая взгляда скептично изогнула бровь, как будто и сама удивилась, что на таком прекрасном факультете могут быть студенты-прогульщики. — В другом случае я бы посоветовала вам посмотреть расписание первых курсов, чтобы найти его в кабинетах. Но как вы понимаете, если бы он там появлялся я бы не просила вас этим заняться. Так что полагаюсь на вашу интуицию и внимательность в его поисках. Можете спросить профессора Трелони.
Тири неуверенно что-то промычала в ответ и вышла за дверь.
Нелегкая это работа — быть старостой школы.
Здраво рассудив, что единственное место, где можно наверняка подстеречь загадочного Персиваля — это Большой Зал, Эл уготовила засаду для малолетнего шалопая там. Но и здесь промашка! Девушка не учла, что предобеденная лекция в ее собственном расписании выпала на Зельеварение и профессор Снейп, конечно же, задержал рейвенкловцев на занятии. В итоге на обед Фэрроу опоздала, а хаффлпаффцы сказали, что за столом Хатклиффа нет.
“Хаффлпаффцы дружные ребята. Что, если они его покрывают?” — размышляла Элион, вышагивая по лестнице Северной башни, — “Да нет, они дружные, но не дураки же. Они бы скорее сами его на занятия отнесли, всем факультетом… Может, стоит подключить к этому Мэдисон?”
Здравая мысль о спасительной соломинке развеялась в дым, когда посреди массивных каменных ступеней нашелся одинокий мальчишка. На вид — явно первогодка, а на шее желто-черный галстук.
Эл замедлила шаг и осторожно, будто боясь спугнуть редкую птицу, окликнула:
— Перси?
Перси не поднял взгляда и даже ухом не повел. Он стоял босыми ногами на ступенях – не вспомнил впопыхах, в суете утренних сборов, ни о ботинках, ни о носках– и рассматривал заостренные отблески, вспыхивающие в конусе света из окна.
Первый месяц учебы давался с трудом. Трудные порядки, трудные правила, пароли, трудные лица… А ведь начиналось-то все так хорошо! Большой барабанистый и трескучий Лондон сменился ухающим поездом, спешно доставившим и выплюнувшим с пару сотен подростков прямо в торжествующий замок. А там – скопище света, хохолки холода по углам, лопоухий шахматист, неспокойная ночь без привычных детских каракуль на потолке и белый нойзовый день, обжегший глаза в большом зале. Первые уроки, успешные заклинания. Жатые-пережатые ладони и множество имен и фамилий. Каменные плиты бежали из-под ног прочь от кабинетов профессоров, у которых, оказывается, имена тоже есть… или это сами ноги бежали к ним навстречу? Мальчик крутился в этом калейдоскопе, пока не пришло время остановиться.
Утром Перси не хотел вставать. Кто-то схватил его за ноги и вытянул из-под одеяла на пол. Кое-как он переоделся, небрежно сунул один край рубашки за пояс, влез в галстук. Ладонь сама потянула за круглую ручку двери, отпустила, та крутанулась обратно и щелкнула. И снова. И снова. И уж потом мальчик смог выйти. Очередной день сулил новую порцию шума, головной боли и искаженных чувств. С этим придется мириться.
Несколько последних дней все было словно перевернутым. Незначительное казалось значимым, а значимое и важное вдруг стало таким безразличным и тусклым. Цвета исчезли, но звуки остались. То, что было школьниками превратилось в стаи галдящих птиц, черных и неугомонных, постоянно поднимающих волны ветра или энергии, лезущей под кожу. Перси не хотел закрывать уши или просто не стал, нашел другой способ. А скоро все стихло.
Он попал в плен линий. Стопы самой серединкой ступали только на стыки плит. Но плиты были неровными, ритм не соблюдался, и идти было тяжело. Однако Персиваль был верен начатому. Короткий шажок, широкий шаг, прыжок. Так он прошел мимо того места, где странные девочки задавали ему странные вопросы, суть которых постичь так и не удалось, и смеялись звонкими как битые фужерчики голосами, глядя в его непонимающее с глупой улыбкой лицо. Мимо кабинета, где, тренируясь в заклинаниях, он сам себя запустил в постамент профессора Флитвика. Мимо поворотов, почему-то так похожих на коридор дома, в Уэльсе, каждый раз расстраивавших чуть не до слез своей обманчивостью.
Наконец, он устал и оперся на узкий подоконник окна. Отсюда сквозь дымку видно боровов-привратников и крышу Визжащей хижины, а если посмотреть чуть вбок, то заметишь плывущие как ненастоящие холм и лес. Перси несколько минут ворочал головой, пытаясь избавиться от стеклянного искажения и цветов побежалости. Когда смотреть дальше стало невыносимо, он отвернулся и устремил взгляд в потолок. Это было похоже на задумчивость, вот только он не думал – особо не о чем было.
Три негромких, но уверенных стука, отмерно разделили тишину на равные части. Эхом им отозвался сухой, как бумага, приглушенный женский голос по ту сторону двери, что строго, но вежливо пригласил войти.
— Вы хотели меня видеть, профессор? — Аккуратно поинтересовалась Элион, подойдя к массивному преподавательскому столу, за которым, как за крепостью, виднелся силуэт сухопарой волшебницы в изумрудной мантии.
— Мисс Фэрроу, вы знаете кто такой Персиваль Хатклифф? — начала профессор МакГонагалл и сразу с вопроса. Эл замялась. Вопрос, вероятно, был с подвохом.
— ...Рискну предположить, что это не ученый... — осторожно протянула Тири, внимательно, но неуверенно уставившись на декана Гриффиндора. Имя показалось ей знакомым и где-то на подкорке сознания крутилось что-то с ним связанное, но девушке решительно не удавалось распутать клубок из прочих имен и фактов в своей памяти, чтобы выделить наверняка это весьма примечательное на слух имя.
— Совершенно верно, — и без того тонкие губы профессора сложились в твердую прямую. — И ученым он не станет доколи будет продолжать пропускать занятия в школе.
“Хорошо, значит речь все-таки о студенте” — выдохнула девушка.
— Вы хотите, чтобы я с ним поговорила?
— Да, мисс Фэрроу. Поговорите, по возможности выясните, в чем дело и как мы можем ему помочь.
Эл улыбнулась и смущенно пожала плечами.
— Я сделаю все, что в моих силах, профессор, но по небольшому опыту скажу, что если дело в любви, то едва ли удастся как-то это исправить. Все-таки на старшекурсников очень тяжело повлиять разговорами об учебе, когда у всех поголовно бабочки в животах порхают…
Профессор оторвалась от пергаментов с докладами и подняла на рейвенкловку такой красноречивый взгляд, что Тири мгновенно замолкла. Она и сама не поняла, в чем именно она ошиблась, но то, что она сморозила какую-то откровенную глупость — это было наверняка.
— Ему одиннадцать, мисс Фэрроу.
— Одиннадцать?
— Насколько мне известно. И я надеюсь, что в этом случае бабочки еще ни при чем.
“Да, теперь я тоже на это надеюсь…”
— Но ведь учеба только началась, как он успел к ней охладеть всего за месяц?
— Вот это у него и спросите, — профессор снова погрузилась в изучение документов, а Эл неуверенно поплелась к выходу из кабинета.
— Профессор, а на каком он факультете?
— Хаффлпафф, — протянула волшебница и не отрывая взгляда скептично изогнула бровь, как будто и сама удивилась, что на таком прекрасном факультете могут быть студенты-прогульщики. — В другом случае я бы посоветовала вам посмотреть расписание первых курсов, чтобы найти его в кабинетах. Но как вы понимаете, если бы он там появлялся я бы не просила вас этим заняться. Так что полагаюсь на вашу интуицию и внимательность в его поисках. Можете спросить профессора Трелони.
Тири неуверенно что-то промычала в ответ и вышла за дверь.
Нелегкая это работа — быть старостой школы.
Здраво рассудив, что единственное место, где можно наверняка подстеречь загадочного Персиваля — это Большой Зал, Эл уготовила засаду для малолетнего шалопая там. Но и здесь промашка! Девушка не учла, что предобеденная лекция в ее собственном расписании выпала на Зельеварение и профессор Снейп, конечно же, задержал рейвенкловцев на занятии. В итоге на обед Фэрроу опоздала, а хаффлпаффцы сказали, что за столом Хатклиффа нет.
“Хаффлпаффцы дружные ребята. Что, если они его покрывают?” — размышляла Элион, вышагивая по лестнице Северной башни, — “Да нет, они дружные, но не дураки же. Они бы скорее сами его на занятия отнесли, всем факультетом… Может, стоит подключить к этому Мэдисон?”
Здравая мысль о спасительной соломинке развеялась в дым, когда посреди массивных каменных ступеней нашелся одинокий мальчишка. На вид — явно первогодка, а на шее желто-черный галстук.
Эл замедлила шаг и осторожно, будто боясь спугнуть редкую птицу, окликнула:
— Перси?
Перси не поднял взгляда и даже ухом не повел. Он стоял босыми ногами на ступенях – не вспомнил впопыхах, в суете утренних сборов, ни о ботинках, ни о носках– и рассматривал заостренные отблески, вспыхивающие в конусе света из окна.
Первый месяц учебы давался с трудом. Трудные порядки, трудные правила, пароли, трудные лица… А ведь начиналось-то все так хорошо! Большой барабанистый и трескучий Лондон сменился ухающим поездом, спешно доставившим и выплюнувшим с пару сотен подростков прямо в торжествующий замок. А там – скопище света, хохолки холода по углам, лопоухий шахматист, неспокойная ночь без привычных детских каракуль на потолке и белый нойзовый день, обжегший глаза в большом зале. Первые уроки, успешные заклинания. Жатые-пережатые ладони и множество имен и фамилий. Каменные плиты бежали из-под ног прочь от кабинетов профессоров, у которых, оказывается, имена тоже есть… или это сами ноги бежали к ним навстречу? Мальчик крутился в этом калейдоскопе, пока не пришло время остановиться.
Утром Перси не хотел вставать. Кто-то схватил его за ноги и вытянул из-под одеяла на пол. Кое-как он переоделся, небрежно сунул один край рубашки за пояс, влез в галстук. Ладонь сама потянула за круглую ручку двери, отпустила, та крутанулась обратно и щелкнула. И снова. И снова. И уж потом мальчик смог выйти. Очередной день сулил новую порцию шума, головной боли и искаженных чувств. С этим придется мириться.
Несколько последних дней все было словно перевернутым. Незначительное казалось значимым, а значимое и важное вдруг стало таким безразличным и тусклым. Цвета исчезли, но звуки остались. То, что было школьниками превратилось в стаи галдящих птиц, черных и неугомонных, постоянно поднимающих волны ветра или энергии, лезущей под кожу. Перси не хотел закрывать уши или просто не стал, нашел другой способ. А скоро все стихло.
Он попал в плен линий. Стопы самой серединкой ступали только на стыки плит. Но плиты были неровными, ритм не соблюдался, и идти было тяжело. Однако Персиваль был верен начатому. Короткий шажок, широкий шаг, прыжок. Так он прошел мимо того места, где странные девочки задавали ему странные вопросы, суть которых постичь так и не удалось, и смеялись звонкими как битые фужерчики голосами, глядя в его непонимающее с глупой улыбкой лицо. Мимо кабинета, где, тренируясь в заклинаниях, он сам себя запустил в постамент профессора Флитвика. Мимо поворотов, почему-то так похожих на коридор дома, в Уэльсе, каждый раз расстраивавших чуть не до слез своей обманчивостью.
Наконец, он устал и оперся на узкий подоконник окна. Отсюда сквозь дымку видно боровов-привратников и крышу Визжащей хижины, а если посмотреть чуть вбок, то заметишь плывущие как ненастоящие холм и лес. Перси несколько минут ворочал головой, пытаясь избавиться от стеклянного искажения и цветов побежалости. Когда смотреть дальше стало невыносимо, он отвернулся и устремил взгляд в потолок. Это было похоже на задумчивость, вот только он не думал – особо не о чем было.
Руки — 2 штуки, ноги — 2 штуки, экзистенциальный ужас — 58%,
случайное чувство вины — 94%, уровень колдовства — 00,00%