Эмиль из Святого Мунго

— Всё до кната влетит в этот праздник, — сетовал Мариус. — Но пировать, так пировать! Нечего скряжничать! Хотя пельмени можно было бы лепить чуть поменьше.
— Я делаю пельмени, какие надо, — сказала Ба. — В самый раз. В меру большие, в меру круглые, в меру аппетитные. Всё как Эмиль любит!

И Ба продолжала колдовать над праздничным обедом. Она вместе с домовиками готовила копченую грудинку, телячьи фрикадельки, селедочный салат и маринованную селедку, яблочный торт, запеченного угря, тушеное и жареное мясо, пудинги, оленину, две большущие сырные лепешки и особенную, необыкновенно вкусную колбасу. Отведать этой знаменитой колбасы гости охотно приезжали издалека, даже из Азкабана дементоры приводили узников под белы рученьки по такому случаю.
Эмиль тоже очень любил эту колбасу.

Денёк для праздника выдался на славу. Сияло солнце, цвели яблони и сирень, воздух звенел от птичьего пения, и всё уютное имение Балаж было прекрасно, как сон Эмиля в обмороке. Всюду был наведен порядок: двор расчищен домовиками до самого последнего уголка, дом прибран, угощение приготовлено. Все было готово к приезду гостей. Не хватало только одного!
— Только перво-наперво надо запереть Эмиля — так будет вернее, а то как бы чего не случилось, — заметила Ба.
Мама Эмиля укоризненно на нее посмотрела, но ничего не сказала.
Мотнув головой, Ба пробормотала:
— Мне-то что! Поживем — увидим!
— Эмиль — чудесный малыш! — твердо сказала мама.

В окошко было видно, как «чудесный малыш» носится, словно угорелый, за Бэт, отобравшей у него бутылку огневиски. «До чего оба хороши! — подумала мама. — Ну просто ангелочки». Эмиль был в своей  праздничной мантии а-ля "мохнатый шмель" и в мохнатой шапейке на кудрявой головке, а Бэт — в новом зелёном платьице с белым пояском. Кружева от этого платья она предварительно отстригла с особым наслаждением.

Закинув голову, Бэт любовалась позолоченным шпилем на верхушке флагштока.
— Как высоко! — сказала она. — Оттуда сверху небось все видать до самого Лондона?
Эмиль призадумался. Но ненадолго.
— А мы сейчас проверим, — сказал он. — Хочешь, я тебя туда подниму?
Бэт обрадовалась, но виду не подала и показала Эмилю язык. Какой Эмиль добрый! И чего только не придумает!
— А чего я там не видела! Тоже мне, напугал ёжика Лютным переулком! — сказала она.
— Сейчас увидишь, — ласково и предупредительно пообещал Эмиль.
Он взял палочку, торчавшую из-за ремня на новых брюках, оценивающе посмотрел на Бэт и хмыкнул себе в бороду. Бэт захихикала.
— Ну, поехали! — сказал Эмиль. — Мобиликорпус!
— Хи-хи-хи! — снова показала язык Бэт.
И поехала вверх. На самую крышу имения Балаж. Затем Эмиль ловко закрепил её там с помощью Инкарцеро, точь-в-точь как делал Мариус с неугодными магглами. Ему вовсе не хотелось, чтобы Бэт свалилась вниз и разбилась. И вот она уже восседает наверху так же надежно и красиво, как статуя Магического братства.
— Видишь Лютный? — закричал Эмиль.
— Не-а, — откликнулась Бэт, — только фестралов на выпасе.
— Эка невидаль, фестралы на выпасе… Тогда, может, спустить тебя вниз? — спросил Эмиль.
— Не-а, пока нет! — закричала Бэт. — Это тоже интересно… Ой, гости едут!
И верно, в имение Балаж прикатили гости. Лужайка перед скотным двором была уже вся забита гиппогрифами, фестралами, мётлами и прочим волшебным транспортом. Но вот гости хлынули во двор и чинно зашагали к дому. Впереди всех шествовал сам Том Марволо Реддл, более известный в узких кругах как Тёмный Лорд, реже - Безносый. Он прилетел пафосным чёрным дымом прямо по небу только затем, чтобы отведать колбасы Эмилевой Ба.
Да, Тёмный Лорд был известным криминальным авторитетом в магическом мире. Даже суровые дементоры - и те его боялись, затыкая ненасытные рты на замок в его присутствии.

Тёмный Лорд с удовольствием огляделся. Имение Балаж всегда было на редкость красивым, а сейчас, залитое солнечным светом, в яблоневом и сиреневом цвету, оно казалось особенно праздничным. Не то что жалкая хибара, в которой жил его папаша-неудачник. И даже статуя на крыше красовалась... Да, Тёмный Лорд её увидел, хотя глаза у него были змеиные, как и вся остальная морда лица.
Статуя?! Внезапно Тёмный Лорд остановился в замешательстве. И чего только не взбредет в голову этим Балажам-Вересам, просто диву даешься!
Мариус как раз выходил со двора, и Тёмный Лорд крикнул ему:
— Любезный Мариус, что это значит? На кой чёрт вы усадили лепрекона на крышу?
Эмиль стоял рядом с Тёмным Лордом и сиял от гордости. Он и не подозревал раньше, что Бэт можно сравнить с лепреконом, и был жутко благодарен Тёмному Лорду за подсказку. И вообще он отлично знал, что зелёно-рыжее на крыше на самом деле никакой не лепрекон.
— Хе-хе-хе! — ехидно захехекал Эмиль в бороду. — Это ведь всего-навсего Бэт.
Но Мариус не смеялся. Он поспешно спустил маленькую Бэт на землю.
— Хи-хи-хи! — сказала она. — Ой, до чего было весело, прямо как тогда, когда Эмиль разрисовал меня чернилами!
Она вспомнила тот случай, когда она устроила Эмилю письменный допрос с пристрастием, а Эмиль не понял юмора и натравил чернила на неё.
Что правда, то правда, Эмиль всегда заботился о том, чтобы Бэт не скучала. Но никто ему не говорил спасибо за это. Наоборот!
Схватив Эмиля, Мариус хорошенько его встряхнул.
— Ну, что я говорила, — торжествующе сказала Ба, увидев, как Мариус тащит Эмиля в пристройку, куда его обычно сажали за всякие проказы.
Эмиль сопротивлялся и громко бухтел:
— Она ведь сама хотела посмотреть на Лютный переулок... и куда там ещё... ей лишь  бы поглазеть куда не надо, этой Бэт!
Ну разве это честно со стороны Мариуса? Ведь никто никогда не говорил Эмилю, что Бэт нельзя показывать ни Косой, ни Лютный, никакой другой переулок. Разве он виноват, что она ничего, кроме пастбища фестралов, не увидела?
Эмиль бухтел, пока уши его не сделались багровыми. Но только до тех пор, пока Мариус не запер дверь и не ушел. Тогда бубнёж тотчас смолк. Вообще-то в пристройке было очень уютно. Там валялось сколько хочешь разных палок, и чурок, и досок, из которых можно было наколдовать разные замечательные вещи. Всякий раз, когда Эмиль после очередной шалости сидел там, он превращал очередную палку в маленького смешного деревянного Мариуса. Мариусов набралось уже пятьдесят четыре, и похоже, что со временем их могло стать еще больше.

— Чихал я на их дурацкую пирушку, — сказал Эмиль. — Пусть Мариус сам теперь носится со своим Лордом, без меня! А я сделаю новенького деревянного Мариуса и буду всегда злой и страшный, и все станут меня бояться.
Эмиль, конечно, знал, что его скоро выпустят. Долго его никогда взаперти не держали.
«Будешь сидеть до тех пор, пока хорошенько не раскаешься в своей проделке, — обычно говорил Мариус. — И не вздумай приниматься за старое».
Но Эмиль был благоразумным и редко повторял одну и ту же проделку дважды, он всегда придумывал новую.

Он превращал свою доску в деревянного Мариуса и думал о том, как он поднял Бэт на крышу. Он это сделал быстро, раз-два — и готово! Что тут голову-то ломать!  Он вообще творил чудеса быстро и умело.
 Потом Эмилю захотелось выйти на волю. Однако родители и гости на своем пиру о нем, видимо, совсем забыли. Он ждал-ждал, но никто не приходил. Тогда Эмиль начал размышлять, как бы ему самому выбраться отсюда.
«Может, через окошко? Наверное, это пара пустяков», — подумал Эмиль. Окошко было высоко, под самой крышей, но Эмиль без труда добрался до него по доскам, наваленным у самой стены. Мобиликорпус на себе применять почему-то не хотелось. 

Открыв окошко, Эмиль собрался было спрыгнуть, но увидел, что земля внизу сплошь заросла этой подлой тентакулой. А прыгнуть в заросли жгучей тентакулы — приятного мало! Однажды Эмиль уже проделал это — только чтобы попробовать, как она жжется. Теперь он знал — как, и повторять свой опыт ему не хотелось. У него и так были подозрения, что на мягком месте ещё кое-где остались фиолетовые узоры.
— Я еще в своем уме, — сказал Эмиль. — Нет уж, придумаю что-нибудь получше.

Если тебе случалось бывать в таком месте, как родовое имение Балаж, ты сам знаешь, сколько там нагорожено всяких строений и пристроек. Стоит попасть туда — и сразу захочется играть в прятки.  Была там и коптильня, где обожаемая Ба коптила свою знаменитую колбасу, и прачечная, где домовики стирали эмилевы штаны, и еще два сарая, стоявших рядом друг с другом. В одном держали всякий ненужный книжный хлам, который Эмиль читал, зарывшись в сено - от пособий по разведению оккамиев до журналов с обнажёнными вейлами, а в другом — кухонную утварь и разную вкусную еду.
Эмиль и маленькая Бэт любили по вечерам играть в прятки, бегая между всеми этими постройками. Конечно, там, где не было жгучей тентакулы.
Но сейчас Эмиль не мог ни во что играть. Он сидел взаперти, и выпрыгнуть из окошка тоже было нельзя, потому что внизу была тентакула, а в пристройке не было метлы, чтобы вылететь - да и мётлы Эмиль не жаловал. 

Вдруг Эмиль увидел, что окошко кладовой открыто, и ему пришла в голову необыкновенно удачная мысль. Ерундовое дело! Он положит доску между окнами  и перелезет по ней. Ему порядком надоела эта пристройка, да к тому же он проголодался.
Эмиль никогда долго не раздумывал, когда ему в голову приходили необыкновенно удачные мысли. Он мигом отлевитировал доску из одного окошка в другое и пополз по ней! Это было небезопасно, потому что доска была тонкая, а Эмиль тяжёлый.

«Если все обойдется, отдам Джерри моего клабберта», — мысленно пообещал Эмиль. Доска под ним предательски потрескивала, и, взглянув случайно вниз на тентакулу, он испугался и потерял равновесие.
— Помогите! — завопил Эмиль, повиснув на руках. Он чуть не свалился прямо в тентакулу, но в последнюю секунду ему удалось зацепиться ногами за доску и снова вскарабкаться наверх. Не прошло и минуты, как он оказался в кладовой.
— Ерундовое дело и есть, — сказал Эмиль. — Но клабберта все равно отдам Джерри… может… только, я думаю… в другой раз… а может, он к тому же от вскрытия не очухался. Ну да я еще погляжу…
Он пнул доску ногой, и она скатилась обратно в пристройку. Эмиль любил во всем порядок.
Спрыгнув на пол, он подбежал к двери и подергал ее за ручку. Алохомора тоже не срабатывала. Дверь была заперта.
— Так я и знал, — сказал Эмиль. — Но скоро они придут за колбасой, и тогда… угадайте: кто тогда выскочит отсюда?

Эмиль потянул носом воздух. В кладовой пахло чем-то вкусным. Значит, найдется, чем полакомиться. Эмиль внимательно огляделся. И в самом деле, в кладовой было полно еды! Наверху, под потолком, нанизанные на жердь, висели копченые окорока и оленина. Их было немало, потому что Мариус тоже обожал оленину под соусом. В углу стоял сундук, и Эмиль побоялся его открывать - в прошлый раз всё закончилось плохо, а потом ещё и Джерри потыкал его своим фу-маггловским скальпелем. Рядом, в большом шкафу, Ба держала токайское, маринованные огурцы, чернослив и свое лучшее клубничное варенье. А на средней полке она хранила свою знаменитую колбасу.
Эмиль просто обожал эту колбасу.

Праздник был в полном разгаре. Гости уже выпили кофе со сдобными булочками и теперь сидели и ждали, когда у них снова разыграется аппетит, чтобы начать все сначала и отведать копченой грудинки, селедочного салата, колбасы и еще всякой всячины.

Но тут Ба воскликнула:
— Ой, мы совсем забыли про Эмиля! Бедняжка, засиделся он в этой пристройке!
Мариус тотчас помчался в столярную, а Бэт -  следом за ним.
— Ну, Эмиль, выходи! — крикнул Мариус, отворяя дверь настежь.
Угадай — прифигел Мариус или нет? Эмиля там не было.

— Он вылетел в окно, плутишка этакий! — сказала Бэт.
— Скорее, выпрыгнул в тентакулу, - зная своего любимца как облупленного, уточнил Мариус.
Но, выглянув наружу, он увидел, что жгучая тентакула под окном по-прежнему стоит высокая и пышная и нисколько не примятая. Тут Мариус перепугался.
«Что-то неладно, — подумал он. — Тентакула не помята, Эмиль своей пятой точкой в неё не падал».

А Бэт совсем расстроилась и разревелась. Куда девался Эмиль? Папа Бэт часто рассказывал грустную сказку о девочке, которая обернулась болтрушайкой и улетела, чтобы не сидеть взаперти. Эмиля тоже заперли, и кто знает, не обернулся ли он каким-нибудь авгуреем и не улетел ли от них? Бэт оглянулась — не видать ли где авгурея. Но возле сарая разгуливал, важно распушив хвост, лишь один-единственный большой серый кот.
Бэт еще пуще разревелась и, указав на кота, спросила:
— Может, это Эмиль?
Мариус так не думал. Но на всякий случай побежал к маме спросить, не замечала ли она, что Эмиль умеет мурчать.
Нет, мама ничего такого не замечала. И Ба, как ни странно, тоже. В имении Балаж поднялся страшный переполох. Какой уж тут праздник. Все бросились на поиски Эмиля.

— Ясное дело, где же ему быть, как не в пристройке, — сказала мама.
И все кинулись туда и стали обыскивать все углы. Гоменум Ревелио, Финита Инкантатем, что там ещё в таких случаях полагается - и всё как плюй-камнями об стенку.
Эмиля там не было. Там было всего-навсего пятьдесят пять деревянных Мариусов, выстроившихся рядами на полке. Тёмный Лорд никогда не видел столько деревянных Мариусов зараз и обалдел, кто бы это мог их наделать.
— Кто, как не наш Эмиль! — сказала мама и заплакала. — Он был такой чудесный малыш!
— Еще бы! — поддакнула, качнув головой, Ба.  — Поглядим-ка лучше в кладовке!
Все ринулись в кладовую. Но и там Эмиля не было
Маленькая Бэт снова горько и безутешно заплакала, потом подошла к большому коту, обняла его за шею и прошептала прямо в пушистое ухо:
— Не уходи, миленький Эмиль! Я буду кормить тебя вискасом, буду убирать за тобой лоток, только оставайся!
Но кот ничего определенного не пообещал. Он только бросил неопределённый мяв и удалился на охоту.

Да, досталось бедным обитателям имения Балаж! Где они только не искали! И нигде Эмиля не было. Вообще-то ничего худого пока не случилось, но хозяева и гости ревели все хором. Гости, приглашенные на праздник, перешептывались:
— Верно, чудесный был малыш этот Эмиль! И не такой уж сорванец! Я-то никогда его так не называл!..
— И пожиратель бы из него вышел отменный! Жаль, что я так и не расщедрился на чёрную метку, - с досадой заметил Тёмный Лорд. Ему страсть как захотелось, чтобы Эмиль в честь него наделал пятьдесят пять деревянных лордиков.
— А может быть, он в ручей плюхнулся? — предположила Ба.
Ручей около имения Балаж был бурный, быстрый и опасный — таким сорванцам, как Эмиль, недолго и потонуть.
— Ты ведь знаешь, Эмилю туда ходить не разрешалось, — строго сказала мама.
— Хе-хе, именно потому он и отправился туда, — мотнув головой, совсем эмилевским тоном ответила Ба.
Тогда все помчались к ручью. Хотя даже там Эмиля, к счастью, не нашли, слезы у всех потекли в три ручья. А каково было Мариусу! Он так надеялся, что праздник удастся на славу, и Тёмный Лорд будет доволен!

Больше искать было негде.
— Что будем делать? — спросила мама.
— Пожалуй, немного подкрепимся, — ответил Мариус.
Лучше и не скажешь, потому что, пока горевали и искали Эмиля, все снова успели проголодаться.
Ба сразу же принялась накрывать на стол. Ее слезы капали в селедочный салат, когда она ставила его на стол вместе с телячьими фрикадельками, копченой грудинкой, сырными лепешками и прочими лакомствами. Тёмный Лорд облизнулся. Все было так аппетитно. Хотя колбасы что-то не было видно, и это немного беспокоило его.

Тут мама Эмиля  спохватилась и подёргала Ба за рукав:
— А колбасу-то мы забыли! Неси ее скорее!
Ба поковыляла в кладовую. Все терпеливо ждали, а Тёмный Лорд сказал, кивнув змеиной головой:
— Наконец-то принесут колбасу! Уж теперь мы полакомимся, несмотря на наше горе.
Он всё ещё завидовал Мариусу.
Тут вернулась Ба, но без колбасы.
— Идемте! — таинственно сказала она. — Я вам кое-что покажу.
Вид у нее был немножко чудной, но в этой семье всегда-то все были чудные, начиная с Ба и заканчивая Эмилем, так что никто не обратил на это внимания.
— Что еще за глупости ты выдумала? — строго спросила мама Эмиля.
Лицо у Ба сделалось еще чуднее, и она тихонько и чудно захехекала.
— Идемте! — повторила она.
И все, кто был на празднике, пошли с ней.

Ба шла впереди, а остальные, недоумевая, сзади. Слышно было, как она тихонько и чудно хехекает - ну совсем как Эмиль. Отворив тяжелую дверь, Ба переступила высокий порог, и все устремились за ней в кладовую. Ба подвела гостей к большому шкафу и, распахнув с грохотом дверцы, указала на среднюю полку, где обычно хранила свою знаменитую колбасу.
Теперь там никакой колбасы не было. Зато там был Эмиль. Он спал. Приютившись на полке посреди колбасной кожуры, он спал, этот чудесный, этот золотой мальчик с густой бородой. А его мама так обрадовалась, словно нечаянно-негаданно обнаружила в шкафу слиток золота. Эка важность, что Эмиль слопал всю колбасу! В тысячу раз лучше найти на полке Эмиля, чем даже несколько килограммов колбасы. И Мариус думал то же самое.
— Хи-хи-хи! — засмеялась Бэт, танцуя от радости. — Вот и Эмиль. Он уже превращается в большого кота - по нему ОЧЕНЬ заметно!

Подумать только, один-единственный Эмиль, объевшийся колбасой, может осчастливить столько людей сразу! В конце концов, пир удался на славу. Ба отыскала случайно уцелевший кусок колбасы, который Эмиль не в силах был доесть, и он достался Тёмному Лорду, к его величайшей радости. Но и другие гости, которым колбасы не перепало, тоже не ушли домой голодными. Ведь на празднике угощали еще всякой всячиной, которую всю ночь готовили домовики.

Так закончился праздник в имении Балаж. Все стали собираться по домам. Фестралы, гиппогрифы и мётлы покидали двор один за другим. Последним испарился в пафосный чёрный дым сам Тёмный Лорд. Эмиль и маленькая Бэт слушали, как за холмами замирает цокот фестраловых копыт.

— Только бы он не обидел моего мантикорыша, — озабоченно сказал Эмиль.
— Какого мантикорыша? — удивилась Бэт.
— Которого я запихнул Тёмному Лорду в мантию, — невозмутимо сказал Эмиль.
— А зачем?  — слегка прифигев, спросила Бэт.
— Мне стало жалко мантикорыша, — ответил Эмиль. — Он еще ничего не видел в своей жизни, кроме Греции и греков, пока Мариус не привёз его мне. Вот я и подумал: пусть посмотрит хотя бы Албанию.
— Только бы Тёмный Лорд его не обидел, — добавила Бэт.
— Как же, не обидит, жди! — сказал Эмиль.

Это случилось десятого июня, когда Эмиль поднял на крышу Бэт и съел всю колбасу. Может, послушаешь и о другой его проделке?

До чего же было пасмурно — вся осень казалась сплошными серыми буднями. Так бы оно и было, если бы на головы обитателей этих краёв не свалилось Министерство Магии с домашним экзаменом.

Ты, я думаю, не подозреваешь, что такое министерские домашние экзамены? Так вот, с некоторых пор волшебники обязаны были хотя бы приблизительно знать историю магии. А потому Министерству приходилось время от времени устраивать экзамен и выяснять, что маги знают и чего не знают, притом не только студенты, которых принято было мучить экзаменами, но и вообще все подряд. Такие вот экзамены устраивались по очереди во всех уголках, где только живут волшебники, и если экзамены сами по себе бывали не очень веселыми, то сопровождавшие их пиры — куда лучше. Приглашали всех без исключения, даже магглорождённых. Приходил каждый, кто мог дотащиться до пирушки: ведь после экзамена можно было наесться до отвала. И многих это особенно привлекало.

Однажды в ноябре домашний экзамен должен был состояться в семье Эмиля, и от этого все повеселели, особенно Эмиль.
— Если бы не все эти вопросы… — бухтел он в бороду. — Иногда я просто не знаю, что отвечать.

И в самом деле, Эмиль был не очень-то сведущим в истории магии. Министр это знал и задавал ему самые лёгкие вопросы, потому что он был на стороне чистокровных волшебников. Незадолго до этого Джерри долго рассказывал о магах-основателях, о войнах магического мира, о восстаниях и принятых законах, причём делал это не как профессор Бинс, а в своей дурацкой юморной манере. Он, ясное дело, думал, что все, и даже Эмиль, хорошенько выучили эту историю. И вот, когда пришла очередь Эмиля, министр весьма дружелюбно спросил:
— Ну, Эмиль, как звали основателей Хогвартса?
— Гырг Грязный и Бодрод Бородатый, — и глазом не моргнув, ответил Эмиль.
Бэт покраснела от стыда, услышав ответ Эмиля. Потому что Гырг Грязный и Бодрод Бородатый — это гоблины-повстанцы, о которых Джерри рассказывал совсем другое.
— Ты как был, так и остался балбесом, — сказал потом Джерри, но Эмиль стаа защищаться:
— А их так много, этих ваших психов, что у меня все они в голове перемешались! Какого лешего я должен их всех помнить?

Правда, министр был очень добр к Эмилю — он ни словом не обмолвился о том, что Эмиль ответил невпопад, и стал тут же рассказывать, как четверо магов-основателей создали одну из величайших школ для волшебников, и сколь удивительны другие их творения.

— Даже ты, Эмиль, настоящее чудо, — заверил его Джерри, украдкой отвесив ему щелчок.
Он стал шёпотом расспрашивать, осознаёт ли он это и не думает ли он о том, как удивительно, что в один прекрасный день на свет появился именно он, бородатый бухтец Эмиль.
— Хе-хе, и я так думаю, — ответил Эмиль. И, поразмыслив еще немного, продолжил: — Да, понятное дело: в том, что именно я родился таким классным, ничего мудреного нет. Ну а вот загогулины, что у меня в ушах, вот те, сдается мне, трудновато было соорудить!
Тут Бэт снова покраснела. Ей казалось, что когда Эмиль городит глупости, он позорит весь волшебный род. А тут еще из угла, где сидели Эмиль и Джерри, донеслось звонкое, переливчатое "хе-хе-хе". 
Бедная Бэт! На домашнем экзамене смеяться нельзя. Ей было очень стыдно, и она успокоилась лишь тогда, когда всё кончилось и можно было перейти к пиршеству.

Ба приготовила столько же вкусной еды, сколько обычно готовила для своих пиров, хотя Мариус и пытался отговорить ее от этого.
— Самое важное все-таки доброе имя среди чистокровных магов, а ты больше налегаешь на котлеты и оленину!
— Всему свое время, — разумно ответила Ба. — Чистой крови свое время, а оленине — свое.
Да, в самом деле, настало время и для оленины, и все, кто был на домашнем экзамене, ели и блаженствовали. Эмиль тоже наелся до отвала и стал падать головой на плечо Бэт. Но как только он досыта наелся, подошла Ба и сказала:
— Эмиль, будь добр, пойди и запри оккамиев!

С некоторых пор Эмиль увлёкся разведением этих необычайных существ. Обычно оккамии сворачивались кольцами в гнезде, которое соорудил для них Эмиль. Но когда наступал вечер, их надо было запирать в чайнике, потому что они могли сбежать на свободу и вымахать до невероятных размеров.

Уже почти стемнело, и шел дождь, но Эмиль подумал, что все-таки хорошо избавиться хоть на минутку от жары возле камина, от болтовни и сырных лепешек. Почти все оккамии уже сидели в гнезде, только пару чудаковатых змеёнышей пытались куда-то ускользнуть. Эмиль загнал их по чайникам и хорошенько запер дверь в пристройку на защелку. Пусть теперь уползают, если хотят.

Рядом с пристройкой находился загон с фестралами. Эмиль мимоходом заглянул к ним и пообещал принести остатки оленины.
— На тарелках всегда что-нибудь остается, когда все эти обжоры наедятся, — сказал Эмиль, и фестралы закивали костлявыми головами в предвкушении лакомых кусочков.
— Я вернусь попозднее, — сказал Эмиль и как следует запер дверь стойла на защелку.

За стойлом начиналась соседская территория. Как мы уже знаем, там жил Трис, он же Далинор — тот самый, который в оба гетерохромных глаза приглядывал за Эмилем. Однажды Эмиль пробрался в его огород и сидел там — ух, какая это была история! Но об этом потом. 
Так вот, на территории Далинора находилось одно важное сооружение. В народе у него много всяких названий, но мы их повторять не будем. Скажем только, что ни одному человеку на свете — ни волшебнику, ни магглу —  без этого сооружения не обойтись. 
Давным-давно этот деревянный домик выстроил прадед Далинора, который был хоть и маггл, но на все руки мастер. Никто из волшебников не знал, как его звали, зато в честь Далинора назвали это сооружение Трисовой будкой.

Хотя будка находилась на Трисовой территории, пользоваться ею не воспрещалось никому. Такой уж народ хаффлпаффцы - широта души, гостеприимство, щедрость и всё такое. Говорят, особенно часто будкой пользовались некоторые хаффлпаффцы, которые и к совершеннолетию не отучились совать в рот и облизывать немытые пальцы. Но слава Мерлину, наша история не о них, а об Эмиле.

Эмиль запер пристройку, запер стойло и заодно, трансгрессировав через забор, запер и Трисову будку. Ему бы надо сообразить, что кто-нибудь может там сидеть, поскольку дверь снаружи была не заперта, но в том-то и дело, что Эмиль не удосужился подумать. Он мигом запер дверь и помчался домой, напевая на ходу:

Закрыл на защёлку,
Закрыл на защёлку,
Закрыл почти каждую дверь!

Мариус, находившийся как раз в Трисовой будке, услыхал его веселую песенку и испугался. Он рванулся вперед и попытался открыть дверь. Но она и в самом деле была закрыта, и Мариус завопил:
—  Эмиль!
Но Эмиль уже успел далеко убежать, и к тому же он так самозабвенно распевал свою песенку «Закрыл на защёлку…», что ничего не слышал.

Бедный Мариус! Он так рассердился, что в нем все заклокотало, как Птица-Гром перед грозой. Ну слыханное ли дело! Да и как он вообще выберется отсюда? Предусмотрительный Трис наложил на будку чары,  чтобы злоумышленник не мог оттуда сбежать. Он дико забарабанил в дверь, он бил и колотил кулаками, но что толку? Тогда он начал пинать дверь ногами. Он так барабанил по двери, что у него свело пальцы. Но этот маггловский  прадед Триса знал свое дело — добротно сделанная дверь ничуть не подалась. Мариус свирепел все больше и больше. В поисках палочки он начал выворачивать карманы. «Хоть бы удалось сделать щелку в дверях, — подумал он, — такую, чтобы просунуть в нее кончик волшебной палочки и отодвинуть задвижку». Но палочка лежал в кармане его обычных брюк, а сегодня на нем ведь был праздничный костюм. Мариус долго стоял, шипя от злости. Он прошипел множество нелестных слов об Эмиле и об этом самом Трисе, который не вырубил даже настоящего окна в будке, а лишь небольшое узкое оконце высоко над дверью. Мариус злобно поглядел на крошечное оконце, потом еще несколько раз сильно пнул дверь ногой и уселся в ожидании.

В Трисовой будке было целых три посадочных места, и на одно из них он и опустился. Мариус сидел, скрежеща зубами от бешенства, и нетерпеливо ждал того, у кого появится нужда в Трисовой будке.
«Но мне его жаль, потому что первого, кто войдет сюда, я убью», — кровожадно подумал он. И это, в самом деле, было несправедливо и не очень хорошо со стороны Мариуса. Но ведь надо учесть, что он был очень зол.

Над будкой сгустилась тьма; Мариус все сидел и ждал, но никто не приходил. Он слышал, как по крыше забарабанил дождь, и в будке стало еще мрачнее.
Мариус злился все больше и больше. Нет, в самом деле, почему он должен сидеть здесь в темноте и одиночестве, пока все остальные наслаждаются светом, веселятся и пируют за его счет! Этому надо положить конец, он должен выбраться отсюда. Выбраться! Пусть даже через оконце над дверью!
— Потому что я уже по-настоящему психанул, — громко сказал Мариус и поднялся. — Где этих балбесов носит? Небось уже всё пиво выхлестали — и продолжают сидеть. Где этого Джерри леший носит?

В Трисовой будке стоял ящик со старыми "Ежедневными Пророками". Мариус прислонил его к двери, затем забрался на него. «Да, здесь не очень высоко», — подумал он. Маленькую раму он снял без труда, а потом, высунув голову через оконце, стал смотреть, не идет ли кто-нибудь, чтобы позвать на помощь.
Никого не было видно, но зато ему на затылок со страшной силой обрушился проливной дождь. Вода просочилась за воротник мантии, и это было не очень-то приятно. Но ничто не могло остановить Мариуса — даже всемирный потоп, он должен был выбраться отсюда.
С большим трудом протиснул он сквозь оконце руки и плечи, а потом стал потихоньку продвигаться вперед.

«Если психануть как следует, дело пойдет», — подумал он. Но тут как раз и застопорило. Вконец застопорило. Мариус так застрял в тесном оконце, что лицо его посинело, он размахивал руками и ногами, но ему удалось лишь опрокинуть ящик с "Пророками". И теперь он висел безо всякой опоры и не мог продвинуться ни назад, ни вперед. Бедняга! Что может сделать старый профессор, когда одна часть его туловища мокнет под проливным дождем, а другая висит в отхожем месте? Звать на помощь? Нет, он этого не сделает! Не сделает, потому что знает своих балбесов: если эта история станет известна, поднимется такой хохот, который не смолкнет до тех пор, пока останется хоть одна живая душа, помнящая об этом. Нет, звать на помощь он не будет!

Между тем Эмиль, вернувшись домой радостный и довольный, делал все, что в его силах, чтобы развлечь Бэт. Ей было до смерти скучно на домашнем экзамене, поэтому он вышел вместе с ней в прихожую, и они стали помогать друг другу примерять мантии. В прихожей висело множество разных шляп и мантий — мужских и женских, больших и маленьких. Бэт хихикала от восторга, когда Эмиль важно расхаживал в мантии и зелёном бархатном котелке министра Фаджа и бормотал «таким образом» и «помимо того», точь-в-точь, как министр. Под конец все вещи оказались разбросанными, и Эмиль, аккуратный, как всегда, собрал их в кучу на полу, так что в углу выросла целая гора вещей.

Потом Эмиль вдруг вспомнил про фестралов, которым дал обещание принести чего-нибудь на ужин. Завернув на кухню, он наскреб немного объедков и с банкой в одной руке и с палочкой в другой вышел в дождь и темноту, чтобы подкормить немного своё зверьё.
И тут, ой, я содрогаюсь, когда думаю об этом! И тут он увидел Мариуса! А Мариус увидел его. Хе-хе-хе, вот как иногда бывает!
—  Беги… за… Джеральдом!  — прошипел Мариус. — И скажи ему — пусть захватит с собой палочку, взрывное зелье, порошок из громамонта, и пусть эта проклятая Трисова будка сровняется с землей!

Эмиль сбегал за Джеральдом, и тот явился, но не с порошком громамонта — этого, вероятно, Мариус всерьез и не думал, — а с обычной маггловской пилой. Да, Мариуса необходимо было срочно выпилить, иначе освободить его было невозможно. Поэтому волшебник с маггловской пилой перелез через забор и принялся за дело.
Пока Джерри пилил, Эмиль, взобравшись на маленькую лесенку, в страхе и тоске держал волшебный зонтик над своим бедным воспитателем, чтобы его не мочил дождь. Ты, конечно, понимаешь, что Эмилю было не очень весело на этой лесенке: ведь Мариус непрерывно шипел под зонтиком и говорил о том, что он сделает с Эмилем, как только освободится. Он даже ни капельки не был благодарен Эмилю за его заботу о нем. Что пользы от этого зонтика, раз он все равно промок и теперь простудится и схватит воспаление легких. «Это уж точно», — подумал Эмиль, но сказал другое:
— Не-ет, ты не простудишься, ведь главное, чтобы ноги были сухие.
Джерри согласно подхватил:
— Верно, главное, чтобы ноги были сухие!
А ноги у Мариуса и в самом деле были сухие — этого отрицать нельзя. Но все равно, он был вне себя, и Эмиль страшился той минуты, когда старый профессор освободится.

Джерри пилил с таким усердием, что только опилки летели, а Эмиль был все время настороже. В тот миг, когда Джерри кончил пилить, а Мариус тяжело бухнулся на пол, в тот самый миг Эмиль сунул палочку в рукав и кинулся во всю прыть в пристройку, к своим чайникам с оккамиями. Он ворвался туда и успел накинуть крючок прежде, чем подоспел Мариус. А Мариус, наверное, устал стучаться в запертые двери. Прошипев лишь несколько отборных ругательств в адрес Эмиля, он исчез. Ведь ему обязательно нужно было показаться на пиру. Но сначала — незаметно прошмыгнуть домой и надеть сухую рубашку и жилет.

Так кончился домашний министерский экзамен.  Всем пора было собираться домой. Но когда гости вышли в прихожую, чтобы одеться, первое, что они увидели при свете Люмоса, — гору вещей на полу.
— Какое злодейское озорство — это мог сделать только Эмиль, — сказал министр Фадж.
И все они, включая министра, битых два часа сидели на полу и примеряли мантии. Потом, довольно кисло поблагодарив хозяев и попрощавшись с ними, они исчезли в темноте под дождем.
С Эмилем они попрощаться не могли: ведь он сидел в пристройке и превращал своего сто восемьдесят четвертого деревянного Мариуса.