3 сообщения / 0 новое
Последняя публикация
Последнее посещение: 1 месяц 2 недели назад
когда горит вода

Участники: Айлин Суэллоу, Теодор Йенс.
Время и место: 27 октября 1994, Большой Зал.
Суета, паника, давка. От услышанных новостей волосы дыбом встают, и дышать от фантомного дыма, заполняющего лёгкие, тяжело. У кого-то сейчас горит дом; кто-то сейчас совсем растерян от осознания своей бесполезности. В такие моменты люди сближаются быстрее всего; в такие моменты якорем может стать даже случайный свидетель.
Последнее посещение: 4 месяца 4 недели назад

Стрелки на циферблате замерли на перевернутой на бок восьмерке, когда о происшествии стало известно всему замку. Дано: горящий «Флигенд», запертые в Большом Зале студенты разных школ, одной из которой бриг и принадлежит. Условие:  аврорат охраняет выходы. Решение отсутствует. 

Что для одних - внештатная ситуация, для других - сломленный дух и растерянность. Дело вовсе не в чем-то материальном - черт бы побрал сам корабль со всем его содержимым. Дело было в символизме: прибывшие на чужую территорию для состязаний дурмстранговцы прямо сейчас лишались своего островка стабильности, своего постоянного напоминания о доме, о собственных семьях и ценностях. Словно Вселенная, послав огонь на «Флигенд», пыталась намекнуть им на поражение и поселить внутри тоску и отчаяние. Если сердца двенадцати людей могли биться в едином ритме, то отсчитывающими такт маятниками были шаги авроров, докладывающих своим коллегам в Большом Зале о ситуации за его пределами. 

Неудивительно, что они пытались бороться до последнего. 

Первым был Крам, собравший своих однокурсников у выхода из Зала. В момент, когда их только сюда загнали, как стадо слепых овец, внутри еще теплилась надежда, что уж их-то обязательно выпустят - в конце концов, это их дом сейчас полыхал в огне. Но на все реплики Виктора авроры сухо пожимали плечами и просили занять место на скамейках вместе с остальными студентами. 

«Взрослые во всем разберутся».

Вторым стал Йонас Штольц, попытавшийся надавить на них силой, пригрозив, что студентам дурмстранга ничего не стоит взять выход из Зала штурмом - тоже ничего не вышло, разве что количество авроров, оцепляющих выход, резко увеличилось. 

Теодор же сидел неподалеку от дверей и сверлил своих «тюремщиков» тяжелым, не предвещающим ничего хорошего взглядом, взвешивая все «за» и «против». Он точно не был готов к тому, что ему придется отсиживаться в теплом комфортном замке, в то время как пламя пожирает остатки их родного корабля. Пробегаясь взглядом по лицам других студентов, он читал на них панику и страх, видел собирающиеся в уголках глаз некоторых из них слезы и понимал, что быть сейчас среди них - значит быть жалким. Быть трусом. Принять поражение. И в какой-то момент единственным, что удерживало его от того, чтобы присоединиться к Йонасу с его идеей выломать дверь, был чертов выработанный рефлекс, возникающий каждый раз, когда в его жизни случались критические ситуации: брюзжащий голос деда Альбрехта обволакивал разум, заставляя миллион раз подумать, как его действия скажутся на будущем. Забавно, что даже на расстоянии родственники могли сожрать его мозги чайной ложечкой. 

И все же Йенс предпринял попытку решить проблему дипломатически. Нервно поправив манжеты на рубашке и прочистив горло, Тео подошел к самому, как ему показалось, дружелюбно выглядящему аврору, представился и натянул вежливую улыбку, которая из-за бушующего внутри урагана эмоций выглядела слишком уж искусственной и карикатурной. 

- Ви понимать, там гореть наш корабль. Там есть наши друзья, - Тео сопровождал свою речь на плохо дающемся в стрессовой ситуации английском активной жестикуляцией, какой обычно пытаются объяснить ребенку совершенно очевидные вещи, - Мы можем помогать.
В ответ аврор лишь помотал головой и попросил Теодора вернуться на место, пробормотав заученные слова о том, что по приказу министерства они должны обеспечить безопасность для обитателей замка, взрослые уже разбираются с ситуацией и бла бла бла.

Натянутая улыбка пропала с лица Йенса, словно ее там никогда и не было. Он смотрел на этого аврора, - щуплого, ростом на полторы головы меньше, - и хотел сказать, что поверить в то, что он, дурмстранговец, лучше обеспечит безопасность этому малышу, намного проще, чем наоборот, но вместо этого отчеканил:

- Быть здесь для нас - значит быть трус. Вы не найти трус среди студентов Дурмстранг, - с каждым новым словом подлинные эмоции все отчетливей проступали на его лице, что было ситуацией, из ряда вон выходящей. Происходящее казалось Теодору ужасной несправедливостью и отзывалось невероятной злостью, которая медленно пропитывала его голос, что, в свою очередь, не осталось незамеченным другим аврором - тем, что покрупнее. Но поравнявшись с Йенсом, ничего нового тот не сказал: все те же зазубренные фразы про министерство, обеспечение безопасности и принятые меры. 

- Это называться двуличие. Министерство подвергать студентов опасным испытаниям на Турнире, но когда дело касаться пожара на нашем судне, мы сразу же становиться для вас детьми? - чем дольше растягивался диалог, тем меньше сил на контроль собственных эмоций у него оставалось. О том, что сказанное им прозвучало слишком грубо, он задумался лишь мгновением позже, и все же ослабил тон, уже контролируя произношение: 
- Большинство из нас совершеннолетние. Поверьте, огонь - меньшее, с чем мы умеем бороться. 
- Если студенты Дурмстранга сейчас не займут свои места, ожидать дальнейших указаний они будут в подземельях! - широкоплечий авроровец со шрамом на половину лица пробасил настолько громогласно, что в огромном, наполненном кучей людей помещении на мгновение поселилась тишина, а Йенсу все же пришлось вернуться к другим студентам.
- Scheiße! - громко выругался он, с грохотом опускаясь на одну из скамеек и не сразу замечая, что не рассчитал расстояние и чуть не придавил собой светловолосую девочку в мантии Хаффлпаффа.

Извини, - будь он в хорошем расположении духа, то вслед за этим он бы обязательно положил руки на ее плечи и убедился, в порядке ли она, подкрепляя свои слова и действия очень-очень заботливым и сожалеющим взглядом, но сейчас было не до этого. Совсем не до этого.   

Последнее посещение: 1 месяц 2 недели назад

Господи. Боже. Мерлин. За то короткое мгновение, что Айлин обрабатывала услышанную новость, в голове её успело пронестись с десяток вариантов мольбы и ругательств. Все предыдущие три года обучения упорно твердили, что жизнь в Хогвартсе — это вовсе не сказка, и, казалось бы, пора уже развиться этой проклятой стрессоустойчивости, но каждый раз — как первый.
Горящий корабль Дурмстранга. О, да, что же ещё может случиться в год Турнира? Ничего, чёрт его подери, хорошего.
Буквально через несколько секунд после объявления Зал ожил. Голоса сплелись в единую какофонию, люди замельтешили яркими пятнами, пытаясь перебраться за другой стол, к друзьям, или успеть к выходу, пока он ещё виден за спинами авроров. Айлин же глубоко вдохнула, уставилась глазами на прекрасный погодный потолок и… застыла.
Она совсем не могла думать о том, что сейчас творится с кораблём, пока сама находилась в состоянии, близком к панической атаке. Давки. Единственная вещь, которая пугала её настолько сильно, что дыхание и сердце готовы были остановиться раз и навсегда. Хогварстовские завтраки, обеды, ужины, собрания — то, к чему можно привыкнуть со временем; но к толпам, в панике метающимся от одного места к другому, привыкнуть нельзя никогда. Сейчас бы Ребекку под боком, сейчас бы вцепиться ей в руку и с закрытыми глазами исчезнуть в место более тихое — в собственную голову, например. Но реальность такова, что до Ребекки ещё целая бесконечная армия людей, безликих частичек общей массы, приближение к которым просто доведёт до истерики.
Поэтому остаётся только сидеть, дрожать и ловить воздух краткими вдохами; пальцами сжимать ткань мантии и силиться не рвать на себе волосы; держать подобие спокойствия на публику (просто чтобы убедить себя, что действительно спокойна).
Скамейка с грохотом прогибается, и действо это сопровождается чьим-то громким ругательством. Айлин вздрагивает, съёживается, до крови кусает губу, чтобы не наорать сейчас же на незваного, и сидит так, согнувшись, ещё с несколько секунд, прежде чем всё-таки оборачивается.
Она даже не заметила, как все вокруг сидевшие куда-то испарились, и места остались пустыми. Теперь на соседнем пристроился… дурмстранговец. Ох, да. Точно. Ведь главная причина сегодняшней суматохи — горящий корабль.
Айлин вдруг становится стыдно за то, что она забыла. За то, что беспокоится сейчас о чём-то бессмысленном совершенно; страх всё ещё сидит в ней, сердце по-прежнему бешено стучит в ушах, но в нём находится место и на новую эмоцию. На смущение и, возможно, пол-литра сочувствия. Она собирается с мыслями ещё с минуту, пока плывущим взглядом пытается рассмотреть лицо неожиданного соседа. Вдох, глубокий — отцепляет пальцы от мантии, переставляет ноги, отворачиваясь от стола, и наклоняет голову чуть вперёд, вбок.
— Как... — нет, это не тот вопрос. Айлин замолкает, на секунду прикрыв глаза, и начинает заново уже чуть более вкрадчиво. — Вас не выпускают?
Так — гораздо глупее, ведь ответ очевиден; но так — проще начать.

она назвала кота Его Великолепное Высочество Гарольд III Одноглазый.